ТЕЛЕМАХ – СЫН ЦАРЯ

Кравчук Ю.А.

Продолжение

Первая встреча с отцом принесла радость и смятение в душе. Он ушёл от хижины старого пастуха с уверенностью, что теперь всё будет хорошо. Всего-то короткая беседа! Он увидел в этом чужом до сих пор человеке непреклонную властность и умение повелевать. А скорая расправа с врагами показала решительную уверенность в своих силах и своей правоте.

Телемах привык за последние годы, что Пенелопа без совета с ним ничего не решала. Теперь же отец всё решал сам. Он не советовался ни с кем, подолгу беседовал со многими жителями у себя в покоях, иногда ходил к нужным ему людям сам без сопровождения и охраны. Он не носил оружия, кроме небольшого азиатского ножа у пояса и, казалось, не боялся ничего и ни кого. Телемах, как-то предупредил отца, что на острове есть его недоброжелатели, даже враги, и они опасны, но тот только отмахнулся от его слов. Телемах не мог понять такой беспечности, и поговорил с матерью на сей счёт. Пенелопа успокоила сына, сказав, что сейчас никто не рискнёт поднять на царя руку. Но всё же они решили, что друзья Телемаха будут всегда незримо хранить жизнь царя. Они установили постоянное скрытое дежурство около его особы.

Вечерами отец иногда подолгу беседовал со старым Лаэртом. Только однажды он позвал в покои старого царя Пенелопу, а она просила разрешения прийти вместе с сыном. У них была долгая за полночь беседа, где вспоминали о былых временах и событиях. Дед очень устал, но был счастлив и улыбался, всё время глядя на своих потомков. Несколько раз беседа трогала покойную Антиклею. Лаэрт несколько раз говорил сыну, что его жена и сын, это его единственная опора сейчас здесь. Одиссей кивал в знак согласия головой, но Телемаху казалось, что так он сбрасывает с себя эти слова. Почему-то ему показалось, что это их последняя семейная совместная беседа, что Лаэрт хочет закончить свой земной путь, вот так, в кругу близких. Так оно и случилось. Дед ушёл из жизни на третий день после этой ночной беседы. Он ещё о чём-то разговаривал с отцом, но о чём, для Телемаха осталось тайной. Одиссей ни разу за всё это время не поговорил с сыном наедине, о делах, о своих и его планах.

Вскоре мама начала хворать. Она теперь большую часть времени проводила в своих покоях. Даже совместные трапезы стали теперь редкими. За Одиссеем слуги иногда ходили по несколько раз, уговаривая его поесть. Он, казалось, о еде и не вспоминал. Просто, садился за стол и ел, когда его звали. Когда Пенелопа чувствовала себя неплохо, она приказывала накрывать вечером стол в большом зале, зажигать много огней и звать всех, кто хотел бы придти к царской трапезе. Одиссей никогда не противился этой её затее, но, выпив вина, он иногда, будто, уходил из этого покоя, не видел того, что происходило вокруг. Иной раз, после таких застолий, они с матерью уходили вместе в её спальню, и он делился с ней воспоминаниями о прошедших годах странствий. Вспоминавшиеся ему эпизоды носили характер отрывочный, и Пенелопа не всегда могла понять, когда и где это происходило. Но она чутьём уловила, что ему нельзя мешать вопросами, прерывать его видения. Иногда из него вырывались странные и непонятные образы, рассказ шёл, как бы, от третьего лица, боги вмешивались в его судьбу, спорили о ней, и он сам это, будто слышал и знал. Несколько раз Одиссей посреди рассказа обращался к кому-то из Олимпийцев с просьбой – напомни, подскажи, объясни. Пенелопа чувствовала, что почти всегда при этих рассказах в покое витал дух и почти осязаемый образ Афины. Бывал здесь и враждебный им обоим дух Аполлона. Временами казалось, что здесь собралась вся Олимпийская компания. Они спорили о судьбах героев, и Одиссей слышал их споры, сам в них участвовал, и рассказывал Пенелопе всё, что слышал. В первый раз такой рассказ немного напугал царицу, она начала беспокоится о муже, но он заметил это, скорее, ему подсказал это кто-то из присутствующих богов, и довольно резко сказал, что он в своём уме.

А в остальное время они редко виделись. Их жизнь, как бы, текла рядом, иногда соприкасаясь, но никогда больше не пересекаясь. Рядом текла теперь и жизнь Телемаха. Он каждый день приходил посидеть с мамой, но не всегда им удавалось, как прежде поговорить. Телемах сказал как-то матери, что он не хочет так жить, и ждать неизвестно чего. Он всерьёз подумывал о том, чтобы навсегда покинуть родину. Для этого надо было получить согласие отца. Мама обещала поговорить с Одиссеем об этом, но время проходило, а разговор всё откладывался.

Из Эллады к отцу начали прибывать посланцы от некоторых государей и городов. Их проблемы стали на Итаке известны, и это усиливало беспокойство за судьбу всей Греции. Отец дважды отправлялся туда, и возвращался хмурый. На просьбу сына взять его с собой, он оба раза ответил отказом. В их отношениях возникла напряжённость, через которую уже было трудно пойти навстречу друг другу. Телемах старался теперь не видеть отца. Его отчуждённость видели все, кроме Одиссея, которому, по видимому, до этого не было дела. Упрёки Пенелопы его только сердили.

Телемах страдал от одиночества и безразличия к нему отца, больше, чем в его отсутствие. Друзья ему сочувствовали. Он долго молчал и не делился с ними своей бедой.

Вскоре мама слегла. Она не жаловалась, и тихо угасала. Казалось, что силы из неё уходят небольшими порциями каждый день. Она становилась, как-то, меньше, руки стали почти прозрачными, голос тише. Одни глаза на её лице оставались живыми и зоркими. Они всё видели, как всегда, Телемаху казалось, что больше, чем всегда раньше. Она и в его детстве поразительно знала все его желания, всё, что он задумал. А сейчас сыну казалось, что она молча читала его мысли, когда он приходил к ней, и они молча проживали день за днём их совместную жизнь. Им не надо было слов. Телемах боялся, что, когда эти воспоминания придут к сегодняшнему дню, она уйдёт навсегда. И она тоже знала это, но не боялась.

Мама ещё раз сказала, что попросит отца отпустить Телемаха. Она заверила сына, что это будет её последняя просьба, и отец не посмеет её не исполнить.

Когда утром они все собрались у её, уже смертного, ложа, отец сказал Телемаху: “Она просила. Делай, как тебе будет угодно!” Сын молча кивнул.

Слова отца заставили Телемаха глубоко задуматься над своей дальнейшей жизнью. Теперь его желание получить полную свободу действий и отправиться куда-нибудь стало исполнимо. Но…!

На уговоры первых десяти будущих спутников ушла половина зимы. Было всего два человека, которых не пришлось уговаривать. Первым сам пришёл к нему на третий день после пирушки Путис. Он немного смущался в разговоре с Телемахом всегда, но сейчас его вид говорил сам за себя без слов. Телемах понял всё сразу, как только фигура воина появилась в его поле зрения. Телемах не стал томить его, он задал вопрос первым. Собственно, это был не вопрос, а сразу пришедшее решение собственного вопроса: “Пойдёшь со мной!?” “Куда позовёшь, царь!” Всё было решено теперь. Вечером Путис привёл своего друга Кайта, тоже воина. Они обещали сами поговорить с большинством из тех, кто составлял отряд Телемаха. Многие из них уже обзавелись семьями, и это осложняло дело. Но строить корабль они все согласились сразу.

Теперь надо было получить разрешение отца на строительство. Он без лишних слов дал согласие. Но средства предложил добывать самим.

Пока Телемах решал вопросы с материалами и мастерами, под руководством которых должны были работать его товарищи, подошла весна. Взялись за дело с большим энтузиазмом. Цель постройки широко не оглашалась, по легенде это судно должно было стать первым в большом и сильном флоте Итаки, который будет оберегать покой и мир на острове. Старики качали в сомнении головами, но приходили на берег и часами наблюдали за работой, иногда подбадривая работавших сыновей и внуков или давая советы.

К концу лета красавец корабль уже был почти готов. Но к этому времени материальные средства подошли к концу. Надо было закупать кое-какие необходимые материалы, из тех, которых на Итаке не было, и работа застопорилась. Потом пришло время уборки урожая, когда в домашнем хозяйстве на вес золота каждые руки. Телемаху пришлось отпустить команду на домашние дела.

К этому моменту у Телемаха уже было двадцать надёжных, твёрдо решивших быть вместе с ним до конца, спутников.

Хоть и медленно, но всё же строительство продвигалось к концу. Телемах теперь уже думал только о маршруте их путешествия. Даже заботы о том, кто с ним пойдёт, отошли на второй план. Его товарищи сами подбирали себе спутников из надёжных и смелых молодых людей. До сих пор цель их работы не раскрывалась даже некоторым будущим спутникам. Авторитет царевича, и вера в него его ближайших друзей, делали своё дело.

Одиссей пришёл осмотреть судно, когда всё было готово окончательно. Он тщательно осмотрел и проверил чуть ни каждую доску оснастки корабля, каждую снасть. Некоторые замечания и указания он высказал старшему на строительстве пожилому отцу Путиса. Тот покивал головой, и просил три дня на доделки и исправления.

Телемаха отец позвал к себе в тот же вечер. Он ничего не спрашивал у сына, а рассказал всё, что знал об окрестных землях и описал маршруты и ветры, их ожидающие. Было ясно, что спутники Телемаха, в основном, не имеют опыта морских странствий. Люди это были все молодые, которые могли быть опорой Итаки. Но они выбрали свой путь, и отговаривать их Одиссей не собирался. Он посоветовал сыну дойти до города Ано, в котором сам пробыл столько лет, и там обосноваться. Путь туда не был очень далёким и трудным. Связь между ним и Итакой можно было наладить постоянной. Больше того, в случае больших сложностей в жизни острова его жителей, хотя бы не всех, можно будет переправить туда в новую колонию. Местные тамошние жители не должны плохо принять переселенцев; земли и моря там достаточно.

Так постепенно в трудах и раздумьях подошёл он ко дню, который был для него давно желанным. Этот день он видел много раз в своих грёзах. Наяву всё оказалось гораздо сложнее. Отец в последний вечер ещё раз зашёл на борт корабля и всё внимательно осмотрел. Рано утром, чуть взошло солнце, он разбудил Телемаха. Он дал ему отцовское благословение, и сказал, что на причал не пойдёт. Телемах видел его, стоящего на крыше дворца, и понимал, что больше не увидит его никогда. Немногие провожающие были у причала. Здесь были отцы уходящих за своей судьбой молодых людей. Матери стояли выше в улице и на кровлях своих домов. Когда верёвки были отвязаны и вёсла тронули воду, все обернулись на одинокую фигуру Одиссея. Только он теперь был их надеждой в этой жизни. Ни один человек не нарушил тишину момента прощания. Только слёзы катились по щекам матерей. Многие отцы тоже не стыдились своих слёз.

Корабль быстро скользил по глади залива под сильными дружными ударами вёсел о воду. Вскоре он скрылся из виду, а провожающие всё стояли на том же месте.