Санкт-Петербург

2006

Последнее Послание Патриарха Тихона (так называемое “Завещание”) являюсь продолжением политики поисков компромисса с властью. В нем Патриарх признает долговечность Советской власти, призывает к лояльности к ней, даже к молитвам за неё. Ничего принципиально нового, не сказанного им ранее, здесь нет, поэтому слухи о поддельности, видимо, не соответствуют действительности.

Местоблюститель стал проводить твердую каноническую политику. Власти вначале ждали, что митр. Пётр, может быть, пойдет на компромисс с обновленцами. Но в Послании от 28 июня 1925 г. митр. Пётр решительно осудил обновленчество, призвав его сторонников к покаянию. В ответ обновленцы на новом сборище, - “3-м Поместном Соборе”, состоявшемся осенью 1925г., с помощью ГПУ обвинили митр. Петра в связях с контрреволюционерами на Западе (дело Соловейчика).

Но власти уже поставили на обновленцах крест и не стали инициировать процесс против митр. Петра: теперь ГПУ стремилось добиться другой цели, - установить контроль над кадровой политикой Церкви, т. е. поставления и перемещения священнослужителей должны были проходить под контролем властей. Эти требования митр. Пётр отверг в категорической форме. Понимая, чем это ему грозит, он принял меры. 5 декабря, в ожидании ареста, митр. Пётр в своем распоряжении на случай своей кончины назначил себе преемников: митр. Агафангела, митр. Арсения (Стадницкого), митр. Сергия (Страгородского) . 6 декабря митр. Пётр написал другое распоряжение, уже на случай своего ареста, по которому, в случае его взятия под стражу, преемниками должны были стать митр. Сергий, митр. Михаил (Ермаков), и архиеп. Иосиф (Петровых). Таким образом, митр. Пётр стремился сохранить каноническое управление РПЦ. 10 декабря 1925 г. митр. Пётр был арестован.

14 декабря 1925 г. митр. Сергий заявил, что, по инструкции митр. Петра, он вступает в управление РПЦ. Однако ГПУ воспрепятствовало ему выехать в Москву.

Тем временем 22 декабря группа из 9 архиереев во главе с архиеп. Григорием (Яцковским) собралась в Донском монастыре. Григориане, как их стали называть, заявили, что деятельность митр. Петра была контрреволюционной, а так как с его арестом Церковь лишена кормчего, то они организуют Временный Высший Церковный Совет (ВВЦС). Совершенно неожиданно ВВЦС уже 2 января 1926 г. был легализован, то есть получил то, чего так тщетно добивались Патриарх Тихон и митр. Пётр. Стало очевидным, что за ВВЦС стояла власть. К сожалению, до сих пор не рассекречены архивы НКВД, в которых должны быть документы, отражающие отношения чекистов и григориан. В любом случае раскольнические действия архиеп. Григория в столь сложное для Церкви время подлежат решительному осуждению.

Митр. Сергий выразил протест против действий архиеп. Григория, а когда тот отказался признать власть митр. Сергия, последний 29 января 1926г. сместил с кафедр и запретил всех григориан. Все православные епископы поддержали митр. Сергия, справедливо видя в григорианах ставленников власти. Тогда последние, при содействии ГПУ, 1 февраля явились в тюрьму к митр. Петру и обманом добились решения о передаче власти в Церкви ВВЦС. Но митроп. Сергий сумел уведомить митр. Петра о истинном положении дел и тогда 22 апреля Местоблюститель упразднил коллегию григориан и подтвердил прещения митр. Сергия.

Пренебрегая этим постановлением, ВВЦС продолжил свою деятельность, став настоящим расколом так как имели место нарушения следующих канонов:

1. Отделение от своего епископа, (вопреки 34 Ап., и 14-15 Двук).

2. Создание самочинного общества и пренебрежение к запрещениям высшей церковной власти.

Для поддержания авторитета григориан (даже в период наибольших успехов последних к ним присоединилось всего 26 епископов), Тучков попытался переманить к ним архиеп. Иллариона (Троицкого), обещая свободу, но последний решительно отказался от предательства, оставшись в тюрьме. В результате того, что абсолютное большинство духовенства и мирян не пошли за григорианами, их движение вскоре резко пошло на убыль и распалось.

Потерпев крах с григорианами, тов. Тучков решил теперь столкнуть митр. Сергия с митр. Агафангелом (осенью 1926 г. у него как раз кончался срок ссылки). Вот что сообщает об этом плане постановление АРК: “вести линию на раскол между митр. Сергием “…” и митр. Агафангелом”. Тучков дезинформировал митр. Агафангела о том, что Церковь якобы осталась без признанного центра и раздирается смутой. Митр. Агафангел заявил о вступлении в права Местоблюстителя. Но после долгой переписки с митр. Сергием и митр. Петром, митр. Агафангел понял коварные планы Тучкова и, несмотря на все усилия ГПУ не допустить примирения иерархии, отказался от местоблюстительства, восстановив целостность Церкви. Теперь управление РПЦ фактически перешло к митр. Сергию.

Святейший патриарх Сергий (1867-1944) родился в Арзамасе в семье потомственного священника. В 1890 году он первым по успеваемости закончил Санкт-Петербургскую Духовную Академию, принял монашеский постриг, служил миссионером в Японии. В 1901 году стал епископом, в 1905 году – архиепископом Финляндским, с 1911 года, - постоянный член Св. Синода. В 1917 году возведен в сан митрополита, член Поместного Собора. В 1922 году уклонился в обновленчество, после освобождения Патриарха Тихона покаялся и был принят в сущем сане. С 1924 года – митр. Нижегородский. С 10 декабря 1925 года – Заместитель Патриаршего Местоблюстителя, с 1934 года – митр. Московский, с 1937 года – Местоблюститель. 8 сентября 1943 года избран Патриархом. Бесспорно, это был человек, хорошо знавший все уровни церковной жизни, искренне преданный Церкви и всеми силами пытавшийся оградить ее от разрушения.

После ликвидации угрозы раскола, вся православная иерархия сплотилась вокруг митр. Сергия. Власть вновь требовала ряда уступок, главными из которых были декларация о лояльности и контроль над кадрами Церкви. Но тогда митр. Сергий ещё не шёл на выполнение последнего требования власти. В проекте Декларации от 1926 г. митр. Сергий дипломатично довёл это до сведения Тучкова, что его, разумеется, не устроило.

Чтобы помочь митр. Сергию выработать правильную позицию по отношению к государству, 9 июня 1926 г. около 20 епископов, находившихся в заключении на Соловках, составили “Памятную записку”, которая должна была лечь в основу отношений Церкви и государства. В “Записке” описывалось тяжёлое положение РПЦ, которая подвергалась притеснениям со стороны Советской власти. Но Церковь “не стремится к ниспровержению существующего порядка “…” повинуется законам “…” гражданского характера, но она желает сохранить свою духовную свободу и независимость”. Компромисс может быть достигнут, если правительство будет выполнять свои собственные законы об отделении Церкви о государства. Церковь устраняется от политики, но и государство не должно стеснять ее. “Записка” во многом перекликаемся с проектом декларации митр. Сергия, видно, что мыслили епископы одинаково. К сожалению, реализовать этот проект не удалось, так как в то время, как это неоднократно подчеркивалось, власть стремилась к уничтожению РПЦ и не желало идти на диалог.

В конце марта, по достижении предварительной договоренности с Тучковым, митр. Сергий был освобождён. 13 мая он образовал Синод при Заместителе Патриаршего Заместителя, в который тогда вошло 12 епископов. 20 мая Синод получил справку из НКВД с разрешением деятельности. А 27 мая митр. Сергий разослал епархиальным архиереям указ Синода о необходимости подачи ими заявлений о регистрации их самих и состоящих при них епархиальных советов.

Со стороны это казалось чудом: митр. Сергий получил от власти долгожданную легализацию, которой тщетно добивались Патриарх Тихон и митр. Пётр. А объяснялось всё просто: соглашение было достигнуто. Митр. Сергий пошёл на компромисс, - сделав это во имя Церкви. Как оказалось, этот компромисс пошёл ей на благо, позволив сохранить ВЦУ в период гонений.

29 июля 1927 г. вышло послание митр. Сергия, получившее впоследствии название “Декларации”. В начале этого документа митр. Сергий ещё раз выражает лояльность РПЦ к советскому государству, не выходя здесь из рамок посланий Патриарха Тихона, благодарит власть за легализацию (а не за репрессии против Церкви, как недостойно иронизируют зарубежники.) Далее митр. Сергий заявляет о том, что и православные люди являются “верными гражданами Советского Союза”, их “гражданской Родины”, “радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи”. Никаких принципиальных различий с Посланиями Патриарха Тихона здесь нет. Далее митр. Сергий заявляет, что Церковь должна “установить мирное отношение с Советским правительством”, а её паства “оставить политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру”. Все это вполне приемлемо, ведь, по словам Патриарха Тихона, Церковь существует при любом политическом устройстве.

Итак, сама по себе “Декларация” митр. Сергия представляет очень мудрое изложение положений о принципах легального существования Церкви в безбожном атеистическом государстве. Несмотря на все реверансы в сторону власти, митр. Сергий незыблемым сохраняет самое важное, ради чего существует Церковь: чистоту веры и православной жизни. А политические заявления были второстепенны и никого не могли ввести в заблуждение.

Господь учит нас узнавать истину “по плодам”. Последствием политики митр. Сергия было то, что в 1943 г. Сталин обратился к РПЦ, а не к обновленцам. Если бы митр. Сергий не пошел на этот тяжелый шаг, то Советская власть могла бы снова обратиться к более уступчивым обновленцам, ведь упразднение Православного ВЦУ, по словам прот. И. Мейендорфа, “привело бы к передаче монополии легализованной церковности обновленческому “синоду”, признанному Восточными Патриархами!” Могла повториться история, когда, после ареста Патриарха Тихона 70% приходов ушло в обновленчество. С высоты нашего времени позиция митр. Сергия представляется в целом оправданной.

Митр. Пётр, находившийся в ссылке, получил возможность ознакомиться с “Декларацией” и в целом одобрил её, отметив, что “она является необходимым явлением настоящего момента”. Соловецкие епископы откликнулись на “Декларацию” в послании, написанном в сентябре 1927 г. Здесь “Декларация” подверглась критике за излишнюю, по мнению епископов, категоричность в выражении лояльности Церкви к государству, что может быть понято в смысле “сплетения Церкви и государства, “…” не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви”. Также не одобряются принятие на себя ответственности за конфликты с Советской властью и угроза запрещения карловчан. Однако принципиально с митр. Сергием, во многом благодаря авторитету архиеп. Иллариона (Троицкого), епископы не порвали, заявив, что: “мы должны смотреть на это как на провокацию, желающую разделить нас с митр. Сергием и его Синодом, а потому мы должны держаться единства”.

По сути дела в тексте Декларации действительно нет каких-то положений, на которые ради церковной икономии не могли бы пойти православные христиане. Интересно, что сразу по опубликовании Декларации, отношение к ней было вполне терпимым со стороны всего православного общества, поскольку Декларация сама по себе не содержала ничего неприемлемого и по духу и букве вполне соответствовала поздним посланиям почившего Патриарха. Разногласия начались через несколько месяцев, когда, стало очевидным, что хиротонии и перемещения духовенства осуществляются только по согласованию с властями. Именно тогда Декларация стала мерилом отношения к церковной политике митр. Сергия.

Большинство архиереев, клириков и мирян пошли за митр. Сергием. По государственным данным его поддержало до 70% приходов. Однако некоторая часть клира отнеслась к позиции митр. Сергия непримиримо. В августе 1927 г. митр. Ленинградский Иосиф с группой духовенства отделился от митр. Сергия. В феврале 1928 г. из административного подчинения митр. Сергию вышла Ярославская епархия во главе с митр. Агафангелом. Позднее в оппозицию перешёл митр. Казанский Кирилл. К 1930 г. 37 архиереев отказалось от административного подчинения митр. Сергию.

В решении проблематики этих разногласий среди представителей иерархии РПЦ не следует делать резких суждений. Строго говоря, с точки зрения христианской догматики, правильной представляется позиция оппонентов митр. Сергия. Суть ее состояла в следующем: ни в коем случае нельзя подчинять внутрицерковную жизнь безбожной власти, в противном случае следует идти на мученичество. И пусть большевики потопят РПЦ в океанах крови, пусть она даже будет полностью уничтожена как Поместная Церковь – с точки зрения вечности массовое мученичество представляет собой несомненное благо как самый большой подвиг, доступный для христианина, открывающий прямой путь в рай. Особенно ярко выражал эти настроения митр. Иосиф, - суровый аскет и ригорист, словно вышедший из Древней Церкви. Но, с другой стороны, РПЦ XX века сильнейшим образом отличалась от Древней Церкви и поэтому недопустимо подходить к оценке ее истории по критериям раннего христианства. Бесспорным фактом является в корне изменившаяся ситуация: отсутствие того преизобилия помощи свыше, которое позволяло древним христианам идти на мученичество и терпеть жесточайшие пытки.

Мы должны признать тот печальный факт, что абсолютное большинство православных христиан были просто неспособны добровольно пойти на мученичество, как предлагал митр. Иосиф. Надо признать, что политика митр. Сергия является показателем крайней слабости РПЦ того времени и не является бесспорно правильным путем. Но можно с уверенностью сказать, что точка зрения митр. Сергия была единственно возможным путем для христиан в Советской России. Поэтому мы не можем однозначно сказать, что выбор между позициями митр. Сергия и его оппонентов был выбором между добром и злом, но мы можем с уверенностью заявить, что это был путь между меньшим и большим злом. И большим злом, как ни странно это может звучать, нам представляется попытка применить к современной церковной жизни суровые требования митр. Иосифа и его сторонников. На практике, как ни печально это признать, абсолютное большинство христиан были просто неспособны пойти на добровольные мучения и смерть. Мученичество способен вместить далеко не каждый человек и, разумеется, к нему нельзя принуждать. Попытка осуществления иерархией принципов ригоризма, предлагаемых оппонентами митр. Сергия, привела бы в тех конкретных условиях не к массовому мученичеству и спасению, а к массовому отступничеству и возможной гибели множества слабых православных христиан. Позиция же митр. Сергия была в тех условиях единственным вариантом, когда РПЦ могла бы продолжать свое земное существование и продолжать выполнять свое главное предназначение, - служение ради спасения душ людей, имевших несчастье жить в Советской России.

НКВД стремился углубить раскол и поэтому стал “поддерживать” митр. Сергия, арестовывая его оппонентов, чтобы обвинить его и в сотрудничестве с властями. Однако из этого ничего не вышло, - даже самые непримиримые противники митр. Сергия признавали его личную порядочность и отсутствие такого сотрудничества.

В отношении отделившихся митр. Сергий и Синод применяли меры как увещевания, так и наказания (увольнение на покой и запрет). Весной 1928 г. состоялось примирение с митр. Агафангелом, вернулись в общение с митр. Сергием и многие другие архиереи. Большая часть епископов, клириков и мирян поддерживала его.

Что касается иосифлянского раскола, то его руководители вскоре сошли с церковной арены (власти их сослали), паства же вернулась к митр. Сергию. В 30-е гг. иосифлянство окончательно сошло на нет.

Жестокость прямых репрессий против РПЦ в это время снизилась. В период 20-х гг. официально смертная казнь к духовенству применялась редко (кампания по изъятию ценностей была последним всплеском резни периода Гражданской войны), были часты помилования. Репрессивная машина стала работать более тонко: аресты и ссылки стали “формой существования духовенства”. Св. Патриарх Тихон постоянно пытался помочь заключённым но его ходатайства, как правило, оставались без ответа. В связи с массовыми ссылками архиереев, Патриарх Тихон горько шутил: “Я посылаю епископов на юг, а власть их посылает на север”.

Все лица, мешавшие власти немедленно устранялись. Так еп. Мануил (Лемешевский), разгромивший обновленчество в Ленинграде, был вызван к Тучкову, который заявил: “Таких архиереев как вы к стенке ставят”. В ответ еп. Мануил смело сказал: “В таком случае нам не о чем разговаривать”, вышел из кабинета и принес жалобу в наркомюст. Через несколько дни сам Тучков во главе следственной бригады явился в Ленинград и арестовал еп. Мануила вместе с сотней представителей духовенства. Всех сослали на Соловки.

Настоящим “бичом” Соловков (впрочем, как и других советских концлагерей) были эпидемии. Так лишь в одном из отделений Соловецкого лагеря за 1928-1929 гг. умерло 500 чел. из находившейся здесь тысячи заключенных. Не щадили эпидемии и духовенство: так в 1928 г. от тифа умер еп. Пётр (Зверев), а в 1929 г. в пересыльной тюрьме еп. Илларион (Троицкий). Без сомнения, от лишений в ссылках погибли сотни клириков и мирян.

Церковь душили налогами, в результате чего многие храмы и монастыри закрывались, Наконец, для закрытия храмов широко использовались административные методы, когда храмы закрывали просто насильственно. В 1928 г. по Советской России было закрыто 353 храма, 88 монастырей (монахи, пытаясь сохранить обители, регистрировали их как коммуны, но власти всё равно разгоняли их). В 1928 г. в Советской России оставалось не более 30 000 православных храмов (впрочем, были ещё обновленцы и раскольники).

В тюрьмах, по словам “Записки” Соловецких епископов, находилась половина всех архиереев РПЦ. В. Мосс даёт цифру в 117 епископов, томившихся в это время в тюрьмах и ссылках. Архим. Феодосий (Алмазов) говорит о 200 репрессированных епископах. Несомненно, в тюрьмах и ссылках было 100 -150 архиереев.

Итак, в период 1921-1928 гг. Советская власть сменила тактику в гонениях на Церковь. Однако произошло это вынужденно, по причине невозможности уничтожить в то время Церковь исключительно карательными методами. Но принцип отношения власти к Церкви оставался прежним: принципиальная невозможность сосуществования учений Церкви и марксизма.

Поэтому, на наш взгляд, говорить о политике “религиозного НЭПа” в Советской России не приходится. Большевики не желали компромисса с Церковью, - даже временного, и если в экономике они временно предоставили реальные права предпринимателям, то в религиозной жизни ничего подобного не было: в связи с неожиданно упорным сопротивлением РПЦ коммунисты, вместо лобовых ударов, стали маневрировать, сделав ставку на развал Церкви изнутри. По результатам этого этапа (1921-1928 годы) отношений РПЦ и Советского государства можно сделать следующие выводы:

Во-первых, кампания по изъятию церковных ценностей, имевшая первоначальной целью, по словам Ленина, “подавить сопротивление духовенства на несколько десятилетий”, очень скоро переросла в попытку расколоть духовенство, столкнуть его различные части, “князей и простецов”. Здесь власти добились крупного тактического успеха, устранив наиболее стойких представителей духовенства и создав обновленчество.

Во-вторых, власти активно поддержали обновленцев, чтобы расколоть и ослабить РПЦ, чтобы потом, по откровенному признанию, Троцкого, расправиться и с самими обновленцами. Но здесь, несмотря на первоначальный успех, большевики потерпели поражение, - РПЦ отторгла от Себя обновленчество, оказавшееся без поддержки ГПУ нежизнеспособным.

В-третьих, коммунисты спровоцировали так называемые “расколы справа”, чтобы всё-таки “разложить” тихоновское духовенство. Видимо, власти надеялись совершить раскол не на канонической, а на политической основе. Но и этот замысел потерпел неудачу.

Следует отметить, что прямые репрессии в 20-е гг. не были широкомасштабными (кроме кампании по изъятию ценностей). Эти репрессии не идут ни в какое сравнение с гекатомбами жертв, которые были в 30-е годы. Так, например, за период 20-х гг. был расстрелян лишь один архиерей, - св. митр. Вениамин, тогда как в 30-е гг. погибли сотни иерархов.

“Вспомогательные” удары, - административно-финансовые меры и антирелигиозная агитация, - оказались также неэффективными, - престиж РПЦ реально только вырос: в 1928 г., несмотря на гонения, власти зафиксировали высокий уровень религиозности среди населения. Авторитет духовенства, находившегося в ссылках и заточении, был неизмеримо выше авторитета духовенства царского времени.

Итак, и в этот период сокрушить Церковь не удалось. В конце 20-х власти, видимо осознали бесперспективность борьбы с Церковью даже в рамках дискриминационного по отношению к РПЦ советского закона. Церковь упорно не отмирала, разрушая этим все идеологические построения марксизма. Поэтому в 30-е гг. тов. Сталин начал открытое наступление на Церковь с прямого истребления православных христиан.

Прот. Георгий Митрофанов.

В конце 20-х гг. Советская власть решила свернуть НЭП, чтобы провести коллективизацию и индустриализацию. Для этого надо было сокрушить крестьянство, воспринимавшееся большевиками как “громадная враждебная масса, не поддающаяся контролю”. На народ обрушились ужасающие репрессии: 6 миллионов умерло от спровоцированного властью голода 1931 года, более 2 миллионов крестьян были депортированы, при чем многие десятки, если не сотни тысяч их погибли при этом от лишений. Крестьяне сопротивлялись: За 1928-1929 гг. было более 1300 восстаний, 3000 чиновников стали жертвами “террористических актов”. В ответ заработала карательная машина Советской власти: в 1928 г, было вынесено 909.000, а в 1929 г. – 1.178.800 обвинительных приговоров по делам о крестьянским выступлениям против власти.

Большинство крестьян было православными людьми, для которых вера была и образом мышления, и образом жизни. Естественно, власти обрушились и на Церковь, стремясь и провести коллективизацию, и уничтожить страшного идеологического врага.

Начало новому витку гонений положил тов. Сталин. Ещё в 1927 г. он заявил, что партия будет вести борьбу с “религиозными предрассудками”, чтобы “подорвать влияние реакционного духовенства, поддерживающего эксплуататорские классы”. Сталин заявлял, что “за кулаками стоит духовенство”, которое коммунисты “подавили. Беда только в том, что оно не вполне ещё ликвидировано”.

В апреле 1928 г. Сталин вновь призвал к решительной борьбе с религией и откровенно изложил план действий: “повторить комбинацию” 1921 г., когда власть попыталась вызвать озлобление народа против Церкви, якобы не желавшей помочь голодающим. Тов. Сталин заявил, что партии “надо связать антирелигиозную кампанию с борьбой за интересы масс, чтобы эта кампания “…” была поддержана массами”.

Итак, РПЦ была объявлена “кулацко-нэпманской агентурой”, которая “мобилизует реакционные и малосознательное элементы в целях контрнаступления на мероприятия Советской власти”. Заявления священноначалия РПЦ о лояльности власти пропаганда представляла как “прикрытие” подлинных антисоветских настроений и действий со стороны церковников.

В историографии есть мнение, что в 30-е гг. власти не намеревались полностью уничтожать Церковь, и что такую цель имел лишь СВБ и местные власти. Нам, однако, это мнение представляется ошибочным, так как, по мнению прот. В. Цыпина, в нач. 1930-х: “намерение властей физически уничтожить носителей религиозного сознания становилось очевидным”. Действительно, в условиях богоборческого тоталитарного государства действия всех структур жёстко регламентируются и без санкции свыше ничего не происходит. Политика высшей власти, на наш взгляд, как раз и говорит о попытке полного уничтожения религии. Разумеется, это не декларировалось, ведь по учению марксизма религия в новом обществе вообще должна отмереть сама по себе. Но принципиально власть тогда намеревалась уничтожить РПЦ, - это видно из ее действий.

В начале 1929 г. в советском руководстве решено было выработать специальное постановление партии по “религиозному вопросу”, которое должно было стать и “руководящим документом и для государственных органов. По сути дела, союзное законодательство о религиозных культах стало ненужным, - в Советском Союзе всё решала партия

24 января 1929 г. ЦК ВКП (б) утвердил текст постановления “О мерах усиления антирелигиозной работы”, разосланный в нижестоящие парторганизации (составителями были Каганович и Смидович). В нём повторялись мысли Сталина о том, что наряду с успешным строительством социализма, буржуазия и кулаки сопротивляются этому при активной поддержке религиозных организаций. Последние опираются на “реакционные и малосознательные” слои населения. Власть, поэтому, должна вести борьбу с Церковью (конечно, речь идёт о РПЦ), не останавливаясь перед административными мерами. Предлагается рад мероприятий для ослабления влияния Церкви: “школы, суды, регистрации гражданских актов, должны быть полностью изъяты их рук духовенства”, НКВД должен не допускать сдачу зданий в аренду религиозным организациям, недвусмысленно говорится о “борьбе с поповщиной и пережитками старого быта”.

Выраженные в этом документе идеи стали определяющими для антирелигиозной политики государства вплоть до конца 30-х гг. Сталин, Бухарин, Луначарский, Ярославский, Смидович, Красиков и другие стояли во главе этой политики, активно проводя её в жизнь. Нужен был документ, который законодательно оформил бытовую ситуацию в отношениях Церкви и государства. Было решено ограничиться республиканскими актами по этому вопросу, без введения союзного законодательства

8 апреля Президиум ВЦИК принял знаменитое постановление “О религиозных организациях”, действовавшее, с незначительными дополнениями, до 1990 г. Вся религиозная жизнь ставилась под полный контроль государства: для создания и деятельности религиозного общества требовалось разрешение государства, которое, по сути, регламентировало каждый шаг общества. Запрещалось преподавание религиозных предметов, организовывать религиозные кружки и общества, - вообще как-либо проявлять себя в обществе. Церковная жизнь ограничивалась богослужением в стенах храма. Наконец, религиозные общества лишались прав юридического лица. Последнее обстоятельство привело к тому, что религиозная деятельность попадала под закон о частном предпринимательстве, что привело к резкому повышению налогообложения: священники платили в казну 75% со своих “нетрудовых доходов в 1930г, до 1943г. для них сохранялась высокая квартплата и прочие ограничения.

4 июля 1929 г. председатель АРК Ярославский подал в Политбюро доклад о деятельности АРК за 1923-1929гг., где с гордостью сообщал “о мерах усиления антирелигиозной деятельности”, в частности, о закрытии ещё остававшихся монастырей, о методах закрытия храмов, которые предлагаются партийным и советским организациям. Это была “лебединая песня” АРК, - так как в 1929 г. тов. Сталин пришёл к выводу, что АРК чересчур неповоротлива и не годится для руководства начинающимся полномасштабным гонением на РПЦ. 30 декабря 1929 г., постановлением Политбюро, АРК была ликвидирована.

В 1929 г. при ВЦИКе была создана Постоянная Комиссия по вопросам культов, которая и стала высшим органом советской антирелигиозной политики. Главой Комиссии стал Смидович, (после его смерти в 1935 г. этот пост занял Красиков). Разумеется, подвизался там же и тов. Тучков, а также ряд деятелей из наркомюста и других органов власти. Комиссия должна была контролировать и руководить религиозной жизнью на территории Советской России. В республиках, краях, областях и районах были созданы низовые отделы Комиссии.

6 февраля 1930 г. Комиссия предоставила право на закрытие молитвенных зданий краевым и областным советам (ранее это мог сделать лишь Президиум ВЦИК), что развязывало руки “местной инициативе” и уменьшало полномочия самой Комиссии.

2 февраля 1930 г. ЦИК и СНК приняли постановление “О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих организациях религиозных объединений”. В соответствии с этим постановлением, правительствам союзных республик предлагалось при регистрации органов центрального управления этих объединений исключать из них кулаков, лишенцев и иных “враждебных советской власти лиц”.

В действиях Советского государства можно выделить три уровня.

Уровень первый: финансовая эксплуатация. Все хозяйственные действия Церкви облагались совершенно непосильными налогами, поэтому последней, чтобы выжить, приходилось эти законы обходить и жить в постоянном страхе. Очевидец пишет, что священники “задавлены обложениями, задушены принудительными работами, без оплаты мобилизуются на лесозаготовки “…” еп. Синезий при содержании 120 руб. в месяц обложен суммою в 10 703 руб. ” Даже те священники, которые вообще не вели никакого хозяйства, часто должны были вносить в виде налога сельхозпродукты. За неуплату духовенство либо обирали до нитки, либо выгоняли из дома, либо арестовывали.

Осенью 1929 г. Президиум ВЦИК принял еще одно антицерковное постановление, в котором, в частности, говорилось: “Колокольный звон “…” нарушает бытовые условия масс, мешает труду и отдыху”, вследствие этого полностью был запрещён трезвон. А 15 декабря секретариат ВЦИК постановил “предоставить право регулирования колокольного звона “…” горсоветам и райисполкомам” На местах “правильно поняли” это решение и принялись в массовом порядке снимать колокола. Этой кампанией власти планировали пополнить бюджет, рассчитывая получить 75 390 тонн лома. Но эти “наполеоновские планы” большевиков рухнули: реально удалось отобрать 385 310 колоколов, что составляло приблизительно 37 425 т. металла. Впрочем, оказалось, что промышленность не в силах сразу переработать даже такое количество металла, почему разбитые колокола ещё долго лежали во дворах заводов.

Уровень второй: закрытие храмов. В 1929-1931 гг. прошла волна массового закрытия церквей. Если в 1928 г. было закрыто 354 храма, то в 1929 - 1119. К 1932 г. в Москве из 500 храмов, существовавших в 1928 г., осталось 87 (в 1931 г. уничтожили и храм Христа Спасителя). В Орле в 1930 г. не осталось ни одного храма РПЦ. В Ленинграде кампания по закрытию церквей началась несколько позже, чем в других местах, но по интенсивности она была очень активной: в 1932-19ЗЗ гг. из 96 храмов было закрыто более половины, 19 церквей тогда же разрушили. В результате к 1935 г. в Советской России оставалось не более 25 000 действующих храмов.

Власти развернули и активную деятельность по закрытию ещё остававшихся монастырей. В 1929 г. по сфабрикованному процессу была закрыта Киево-Печерская Лавра, а в 1930 г. - Данилов монастырь в Москве. Все же последние монастыри продержались до 1932 г., когда в один день, 18 февраля, все остававшиеся на свободе монахи были арестованы и помещены в лагеря и тюрьмы.

Следует все же отметить, что маховик репрессий в 1929-1933 гг. еще не заработал в полную силу, как это произошло позднее. Карательная система советского государства еще не достигла апогея своей мощи и поэтому еще не решалась уничтожать всех подряд, как во 2-й половине 1930-х. Видимо, это еще было ей не под силу.

Уровень третий: ликвидация священства. “Служители культа”, на холившиеся в категории “лишенцев”, лишённые медицинского обслуживания и продовольственных карточек, вновь в массовом порядке стали подвергаться арестам, заключению, ссылкам, а иногда и расстрелу. Лишь в 1930 г. было репрессировано 13 тыс. представителей духовенства. Всего за 1929-1933 гг. было репрессировано около 40 000 священно- церковнослужителей. Только в Москве и Московской области пострадало 4 000 чел.

Большинство священнослужителей подвергалось ссылке, как правило, на Север и в Сибирь. Ссыльных тогда вообще неохотно брали на работу, некоторые из них из-за этого буквально умирали от голода. Так в начале 1930-х гг. в Архангельске на улицах лежали тела умерших от лишений ссыльных, которые люди боялись поднимать, опасаясь репрессий. Вообще в первой половине 1930-х годов Архангельская область была одним из центров ссылки. Сосланные священнослужители, среди которых было много старых и физически слабых людей, находились, пожалуй, в самом тяжелом положении, так как на работу предпочитали брать выносливых крестьян. Голод и эпидемии производили ужасающие опустошения среди ссыльного духовенства. Особенно тяжело приходилось семейным клирикам, дети которых умирали в первую очередь. Ссыльные священнослужители в ветхих рясах просили милостыню по дворам. Впрочем, к чести народа, находились добрые люди, помогавшие им, несмотря на страх самим подвергнуться за это репрессиям.

В концлагеря тоже попадало немало священнослужителей. Как правило, они получали сроки 3, 5, изредка 10 лет. Как правило, “сажали” по совершенно нелепым и необоснованным обвинениям “за антисоветскую агитацию”, “как социально чуждый элемент”.

Расстреливали тогда сравнительно небольшой процент от арестованных. Здесь казнили не за какие то особые преступления, а просто для устрашения. Например, в Тверской области, при закрытии храма, священник успокаивал взволнованную толпу. Его расстреляли за возбуждение масс. Известны и другие подобные случаи. Прот. М. Польский рассказывает о расстреле сразу 60 представителей духовенства летом 1933 г. в одном из сибирских концлагерей. Все мученики перед расстрелом на издевательский вопрос “Есть ли Бог?” твёрдо отвечали: “Есть”, - и падали от выстрела, - один за другим. Очевидно, что многие подобные случаи расправы в самих лагерях (активно практиковавшиеся) до сих пор неизвестны:

В результате репрессий число служащего духовенства резко сократилось. К началу 1935 г. число зарегистрированных священно- церковнослужителей РПЦ не превышало 20 000 человек. Многие перешли на нелегальное положение.

Пытаясь сохранить от гонений хотя бы своих детей, представители духовенства часто шли на фиктивный развод со своими женами. В таком случае их дети официально переставали быть “лишенцами”. Впрочем, реально эти действия не достигали цели, так как власти пристально наблюдали за детьми священства и скрыться от этой слежки было крайне трудно. Св. Синод запретил такие фиктивные разводы, как недопустимые в нравственном отношении и соблазняющие верующих.

К сожалению, наряду с проявлениями мужества, в широких массах верующих был широко распространен страх перед гонениями. Так в 1929 году общее собрание сотрудников Третьяковской галереи постановило закрыть находившийся рядом Николо-Толмачевский храм и передать здание храма в ведение галереи. Несмотря на сопротивление верующих, храм был отобран у Церкви и вскоре разрушен. Интересно, что среди сотрудников галереи было много прихожан этого храма, которые с плачем признавались его настоятелю, прот. Илье Четверухину, что по немощи человеческой, по страху тоже голосовали “за”.

РПЦ защищалась всеми доступными средствами. 1(14) ноября 1929 г. митр . Сергий и Св. Синод приняли постановление “О Св. Антиминсах при закрытии храмов”, которое давало возможность сохранить церковную жизнь при отсутствии храмов. В соответствии с этим документом, епископы могли выдавать священникам “походные Антиминсы”, на которых последний мог совершать Литургию “идеже прилучится”. Таким образом, литургическая жизнь могла идти и вне храма, как в Древней Церкви, ведь на богослужение можно собраться где угодно, главное, чтобы были иерей и Антиминс.

По словам митр. Евлогия (Георгиевского), митр. Сергий пошёл на это ради сохранения “епископов, священников, таинств “…” не нам, сидящим в безопасности, судить митр. Сергия”. И даже в этом интервью, по мнению Ольги Васильевой, митр. Сергий пытался намеками рассказать о тяжелом положении РПЦ. А отрицание гонений никого не обмануло: факты были налицо. Так, в частности, на заявление митр. Сергия, что духовенство РПЦ не выселяется насильно из домов, зарубежники не без юмора ответили, что лучшим опровержением этого является тот факт, что сам митр. Сергий недавно был выселен из собственного дома на Сокольниках. Тогда же, по ультимативному требованию властей, митр. Сергий был вынужден отправить в запрет митр. Евлогия, отказывавшегося проводить просоветскую политику. Последний, понимая всю сложность ситуации, мудро перешёл в юрисдикцию Константинопольского патриархата. Надо полагать, это произошло к вящей радости митр. Сергия.

Но важнейшей здесь является позиция митр. Петра, который в это тяжелейшее время поддержал митр. Сергия и “не видел иной формы общения РПЦ с государством, нежели ту, которую пытался реализовать митр. Сергий”. Митр. Пётр отказался исполнить предъявленное ему в то время требование НКВД отказаться от местоблюстительства, так как это “повлекло бы уход моего местоблюстителя митр. Сергия (письмо Менжинскому от 27 марта 1931 г.). Итак, св. митр Петр поддержал действия митр. Сергия, видимо, понимая, что другого выхода не было.

В результате с марта 1930 г. процесс закрытия Церквей несколько приостановился. Комиссия по делам культов стала отменять некоторые вопиюще несправедливые решения местных властей. Так по Московской области к июню 1930 г. верующим было возвращено 545 церковных зданий. То же происходило по всей стране. Впрочем, уже на 16 съезде ВКП (б) летом 1930 г. было решено ускорить индустриализацию, в связи с чем с 1931 г. репрессии против Церкви возобновились в широком масштабе.

Таким образом, мы можем говорить о некотором спаде гонений в периоды марта 1930 г. – начала 1931 г., а также на протяжении всего 1934 года. Распространённое в историографии мнение, что в 1931-1935 гг. был спад гонений, представляется упрощённым. По словам Д. Поспеловского: “передышка была весьма относительной”, реально удалось добиться лишь некоторого сокращения налогов, издания Журнала Московской Патриархии (1931-1935 гг.) 27 апреля 1934 г., с разрешения властей, Св. Синод присвоил митр. Сергию титул “Митрополита Московского и Коломенского”, что имело большое моральное значение для верующих.

Итак, к 1935 г. РПЦ подверглась новому разгрому: у неё осталось около 25 000 храмов и примерно такое же количество священно- церковнослужителей. Но свою стратегическую задачу по дезорганизации Церкви и её уничтожению власти опять не добились: не помогли ни репрессии, ни идеологическая борьба.

Среди учащихся процент верующих, к немалому удивлению верхов, был высок. В Москве 40 % выпускников 1928 года признали себя верующими, а в школе имени тов. Сталина верующих оказалось 92 %. То же наблюдалось и в провинции.

В связи с этим можно предположить, что общее число религиозных людей по стране составляло не менее 60 % населения. Впрочем, не надо умиляться этому: большинство из верующих боялись активно выступать в защиту Церкви и пассивно наблюдали за гонениями, может быть, негодуя в узком кругу.

В июне 1929 г. антирелигиозное совещание при ЦК ВКП (б) дало прямое указание партийным, комсомольским, профсоюзным органам, и, разумеется, Центральному Совету СБ “начать решительное наступление на позиции церковников и сектантов”. “Безбожников” долго уговаривать не пришлось.

21 января 1930 г. исполнительное бюро ЦС СВБ приняло план 1-й “безбожной пятилетки”, по которому предполагалось довести число “безбожников” до 10 млн. По официальным советским данным в СВБ в 1928 г. насчитывалось 485 тыс. чел, в 1930 г. – 2 млн., а к 1932 г. - 5 млн. человек, да ещё 2 млн. “юных безбожников”. Однако даже советские авторы признавали, что эти цифры являются завышенными, так как даже в 1929 г., в самый активный период деятельности СВБ, в нём было лишь 0, 5 млн. активных членов, остальные были скорее не сознательными атеистами, а “вульгарными безбожниками”. В 1-й половине 19ЗО-х гг. ЦК ВКП (б) и ЦК ВЛКСМ постоянно критиковали СВБ за “слабую работу по вовлечению масс в дело борьбы с религиозным дурманом”. Отмечалось, что активисты “безбожники” просто “ловили” людей для отчетности, а антирелигиозная работа в действительности заключалась лишь в выколачивании взносов. Как правило, люди вступали в СВБ не добровольно, а под прямым давлением властей.

В 30-е гг. антирелигиозные издательства усердно штамповали потоки атеистической литературы. Только за 1930 г. было выпущено 418 антирелигиозных книг и более 37 миллионов 299 тысяч листов-оттисков общим тиражом 20 миллионов экземпляров. В 1931 г. выпустили 313 названий “безбожных” книг и 32 миллиона 741 тысячу листов-оттисков общим тиражом 12 миллионов экземпляров. Тираж газеты “Безбожник” вырос до 50 тысяч экземпляров в начале 30-х гг., журнала “Безбожник”, - до 200 тысяч экземпляров. Выходили и другие центральные антирелигиозные издания, а также 18 местных изданий на 18 языках. Всего государственное издательство антирелигиозной литературы (ГАИЗ) с 1928 по 1940 г. выпустило 140 миллионов 200 тысяч экземпляров книг и брошюр антирелигиозного содержания. РПЦ за это время не издала ровным счётом ничего. Итак, на каждого советского человека в 1930-е гг. было издано по книге или брошюре антирелигиозного содержания.

Но и 2-я “безбожная пятилетка” также закончилась полным провалом. Дело было в том, что в 1933-1934 гг. интенсивность прямых гонений на РПЦ сократилась и государство несколько ослабило давление на решение религиозного вопроса. Здесь то и выяснилось, что СВБ, - организация, держащаяся на государственном принуждении и не имеющая реальной внутренней силы. В 1935 г., по официальным данным, СВБ фактически развалился. В нем оставалось 350 тыс. членов, а взносы составили лишь 35 тыс. руб. (тогда как в 1933 г. - 200 тыс.) Издание антирелигиозной литературы резко сократилось. Безбожники на местах занялись “сомнительными коммерческими предприятиями”. Союз безбожников Грузии получил в результате этого убыток в 200 тыс. руб. Сам Ярославский и другие руководители СВБ перестали “вплотную” заниматься своей антирелигиозной работой, так заместитель Ярославского Лукочевский одновременно работал в 3-х других учреждениях. “Актив СВБ растерян” - констатирует правительственный документ.

Но полностью ситуация в религиозном вопросе прояснилась для властей после переписи 1937 г. Тов. Сталину захотелось увидеть плоды 20-летней деятельности Советской власти на антирелигиозном поприще, поэтому в перепись включили вопрос о вероисповедании. Результат оказался ошеломляющим: из 98 миллионов 400 тысяч человек, старше 16 лет, проживавших в Советской России, верующими себя назвали 55,3 млн. человек, то есть более 55%! Православными себя назвало 41, 6 млн. человек или 42, 3% взрослого населения страны или 75, 2% из всех религиозных людей. Таким образом, 2/3 населения верило в Бога, из них 2/3 на селе и 1/3 в городе. Следует отметить, что многие, боясь репрессий, скрыли свою веру (например, в семье Левитина, впоследствии известного православного писателя, из З-х верующих лишь он решился назвать себя православным). Видимо, провал антирелигиозной деятельности Советского государства показал тов. Сталину, что для искоренения религии необходимо провести новую репрессивную кампанию против Церкви, при чем осуществлять ее надо с беспрецедентной жестокостью

Подлинный моральный уровень “безбожников” стал ясен, когда во время репрессий угроза нависла над ними самими: за неуспех антирелигиозной пропаганды можно было поплатиться головой. Поэтому руководители СВБ, как скорпионы в банке, принялись истреблять друг друга доносами с обвинениями в “преступных действиях, разваливших СВБ”. Так, по доносам своих же товарищей, был обвинен и репрессирован ряд руководителей СВБ: Лукачевский, Маторин, Игнатюк и другие, которым инкриминировалось, - совершенно необоснованно! - стремление “к реставрации капитализма, а также всего, связанного с ним, в том числе Церкви и Религии”. Сам Ярославский уцелел только потому, что для спасения собственной шкуры первым написал доносы на своих же подчиненных.

Итак, уже в середине 30-х гг. для властей стала очевидна бесперспективность идеологической борьбы с религией. СВБ фактически продемонстрировал свое бессилие в антирелигиозной пропаганде и впоследствии, с началом войны, жалким образом развалился. Поэтому тов. Сталин, махнув рукой на идеологическую борьбу, решил окончательно уничтожить Церковь репрессивными методами. Близилась эпоха “большого террора” 2-й половины 30-х гг.

Большой террор имел две цели:

1. Полное подчинение бюрократии, чтобы, в преддверии войны добиться от неё полного повиновения Центру – Политбюро – тов. Сталину.

2. Окончательное устранение всех “социально опасных элементов” в советском обществе.

На пленуме ЦК в феврале - марте 1937 г. Сталин настоял на принятии положения “об окружении СССР “…” враждебными державами, которые засылают СССР армии шпионов и диверсантов с целью помешать строительству социализма в СССР”. Разумеется, РПЦ в глазах государства была “социально опасным элементом”, готовыми пойти на сотрудничество с внешними врагами для свержения Советской власти.

В историографии есть тенденция, говоря о репрессиях против РПЦ во 2-й половине 1930-х гг., уделять максимальное внимание 1937-1938 гг. как эпохе наиболее ожесточенных гонений. Это в принципе верно, но нельзя забывать, что весьма интенсивные репрессии против РПЦ начались уже в 1935 г. и активно продолжались в 1936 г. Так если в 1934 г. было арестовано 6 епископов, то в 1935 г. - уже 14, а в 1936 г. – уже 20 архиереев. В результате уже 10 мая 1935г. митр. Сергий был вынужден распустить Временный Патриарший Синод, тогда же прекратился выпуск ЖМП. После этого митр. Сергий осуществлял управление всеми епархиями РПЦ при помощи своего викарного епископа. Сергия (Воскресенского) и канцелярии, состоявшей из секретаря и машинистки.

Ответил на записку, после ознакомления с нею Сталина и членов Политбюро, сам нарком НКВД Н. Ежов: “Вопрос поднят совершенно правильно. “…” Декрет ВЦИКа от 8. 4. 1929. укрепляет Церковь тем, что узаконивает церковные организации “…” известны многочисленные факты, когда антисоветский актив использует в интересах проводимой антисоветской работы легально существующие “церковные двадцатки” “…”. Для выработки нового законодательства о религиозных культах считаю нужным создать комиссию при ЦК ВКП (б). 2 июля 1937 г. Политбюро приняло решение о проведении массовых репрессий в стране.

На места были отправлены соответствующие инструкции. Все люди обязаны были пройти через анкетирование, определявшее степень благонадёжности того или иного лица. Жизнь приходов контролировалась инспекторами по наблюдению и негласным осведомителями НКВД, которые обязаны были докладывать о всех особенностях церковной жизни, даже о том “куда расходятся деньги, полученные за просвирки и свечи”. При малейшем подозрении, в нарушении установленных правил религиозной деятельности или по любому, самому нелепому доносу, священника арестовывали, а храм закрывали.

На наш взгляд в этот период можно выделить 2 уровня гонений:

Уровень первый: закрытие храмов. Для этого годился любой предлог, например, если менее чем в 1 км. от храма находится школа, а чаще всего - арест кого-либо из священнослужителей или “двадцатки”. Достаточно было обвинения против одного из членов “двадцатки”, чтобы храм закрывался, а общество распускалось. Так в городе Мосальске Смоленской области за один день было закрыто 12 церквей, находившихся в городе. Два дня потребовалось, чтобы закрыть все еще функционирующие храмы в деревнях, после чего в Мосальском районе действующих церквей вообще не осталось.

Теперь делами Церкви занималось исключительно НКВД, при чём антирелигиозная секция и сам тов. Тучков остались не у дел: при прямом истреблении православных клириков и мирян хитроумные комбинации стали не нужны. Церковников теперь уничтожали наряду с остальными “врагами народа”. Сам Тучков, как ни странно, выжил во время репрессий и скончался естественной смертью в 1957 году. В церковной среде того времени бытовало мнение, что святые, с которыми он так долго общался, вымолили ему возможность для покаяния.

В 1935 г., по данным иером. Дамаскина, в Советской России было 25 тыс. действующих церквей. В историографии считается, что большинство из них закрыли в 1937-1938 гг. Однако, согласно новейшим данным, уже на 1 апреля 1936 г. в стране оставалось 15 835 действующих храмов. Таким образом, даже если в 1936 г. интенсивность закрытия церквей снизилась, то всё равно за 1935-1936 гг. было закрыто примерно 10 000 храмов, то есть уже шли полномасштабные гонения. Видимо, даже в начале 1937 г. в стране ещё оставалось около 15 000 действующих храмов.

Но храмы закрывали и после этого периода. По современным уточненным данным М. В. Шкаровского, из дореволюционных российских храмов действовало в начале войны примерно 350 - 400 церквей, то есть в 1939, 1940, 1941 гг. ежегодно закрывалось 300-400 храмов. Впрочем, официально вплоть до 1941 г. в стране числилось 5000 православных обществ на старых территориях, но реально 90% из них не действовало из-за отсутствия священника. Их сняли с регистрации лишь в 1941 г. Литургической жизни РПЦ был нанесен страшный удар, но полностью она не прекратилась даже в тех местах, где не оставалось храмов. Многие священнослужители ушли в подполье и окормляли верующих тайно. К сожалению, по понятным причинам, об их деятельности известно мало.

Уровень второй. Репрессии против духовенства и мирян. В 1935-1941 гг. шло физическое истребление духовенства и мирян с целью полного уничтожения, “физического сокрушения Православия”. В результате РПЦ понесла столь тяжкие потери, что последствия этого сказываются до сих пор. Массовое уничтожение духовенства “выбрало соль из народа”, что привело к нравственной деградации общества, продолжающейся и сейчас.

Судебное производство было упрощено до крайности. Теперь скорый и неправедный суд вершили “тройки” - судебные коллегии из 3-х членов: 1-й секретарь обкома, главный прокурор области, начальник областного управления НКВД. В 1937 г. они получили право вынесения смертных приговоров. Секретным постановлением НКВД разрешались пытки.

30 июля 1937 г. специальным приказом Ежова за № 00447 церковники, по определению являющиеся “антисоветским элементом”, были поставлены по степени опасности для советского общества на 2-е место, сразу за кулаками. По регионам страны были установлены лимиты представителей контрреволюционных классов, подлежащих репрессиям. Таким образом, в Советской России в государственном масштабе происходило беззаконие: человека репрессировали только за его происхождение, а не за реальные действия.

Только в 1937 г. было арестовано 59 епископов (и еще 39 обновленческих), расстреляно 60. Тогда погибли митр. Петр (Полянский), митр. Серафим (Чичагов), митр. Серафим (Мещеряков), митр. Константин (Дьяков), митр. Евгений (Зернов), архиеп. Серафим (Звездинский) и множество других иерархов. Мученически пострадали и отделившиеся от митр. Сергия архиереи: митр. Кирилл (Смирнов), митр. Иосиф (Петровых), архиеп. Феодор (Поздеевский), еп. Дамаскин (Цедрик) и другие. Церковь причислила к лику мучеников всех: и сторонников митр. Сергия и его оппонентов, так как их разногласия с митр. Сергием были поиском истины “и имели временный характер, не повреждающий их принадлежности к полноте РПЦ”

В массовом порядке арестовывалось и рядовое духовенство. Священнослужителей просто арестовывали всех подряд: либо по доносам, либо по подозрению в антисоветской деятельности, как представителей враждебного класса. Большинство из священнослужителей и мирян держалось достойно и не оговаривали других людей. К сожалению, некоторые из представителей арестованного духовенства стали на путь сотрудничества с чекистами. Рассматривая дела таких лиц, следует быть очень осторожным в выводах. Их можно разделить на 4 категории: 1. Агенты НКВД. 2. Облегчавшие сотрудничеством свою участь. 3. Не вынесшие пыток. 4. Признавшие неоспоримые факты, впоследствии по своему истолкованные следствием. Следует отметить, что протоколы либо писались под диктовку следователей, либо сочинялись ими самими, после чего узников, часто доведенных пытками до невменяемости, заставляли подписывать эти документы. Поэтому многие протоколы допросов не соответствуют действительности, а другие необходимо читать “между строк”.

Несмотря на репрессии, большинство представителей духовенства сохранило свой нравственный облик. В отличие от остальной части общества, где процветало доносительство, среди церковников таких случаев было неизмеримо меньше. Так священник Виктор Новожилов из Пермской епархии, не выдержав давления чекистов, дал подписку о сотрудничестве с НКВД, но вскоре, мучимый совестью, “стал отказываться от сотрудничества”, за что сам был арестован и отправлен в заключение. Интересно, что этот священник выжил в сталинских лагерях, был освобожден, вернулся домой и умер в мире уже после войны. Осведомителями становилась лишь незначительная часть духовенства, например в Ленинграде из 20 служащих представителей духовенства, остававшихся к 1941 г., осведомителей было лишь 4.

Наконец, следует отметить, что даже подписка о сотрудничестве с чекистами сама по себе отнюдь не означает, что данный человек действительно писал доносы. Известно множество случаев так называемого “неинформативного сотрудничества” духовенства с НКВД, когда пастыри, принуждаемые предоставлять власти донесения о своих прихожанах, писали общими фразами бессодержательные отчеты, не приносившие никому вреда. Разумеется, такие “агенты ГПУ” были на самом деле верными Церкви людьми, с риском для жизни защищавшими свою паству.

Другим примером твердого исповедничества является судьба св. еп. Афанасия (Сахарова). В период 1920-х – 1950-х гг. он арестовывался 11 раз, 6 раз был невинно осужден, провел в тюрьмах и лагерях около 22 лет, в ссылках – около 7 лет, стойко перенеся все испытания.

Необычайную стойкость проявил в сталинских концлагерях известный подвижник РПЦ XX века схиархимандрит Андроник (Лукаш), старец Глинской пустыни (1889-1974). Он был арестован в 1939 году, причем следователи пытались заставить его оклеветать своего архиерея - еп. Павлина. Подвижник мужественно переносил все издевательства, которым его подвергали. Однажды старца привели в комнату, где стояла раскаленная печь. Следователь глумливо сказал: “Ну, Лукаш, садись на печку”.Отец Андроник, вместо того, чтобы молить о пощаде, смело спросил, глядя чекисту прямо в глаза: “Как, раздеваться или босым лезть?”. “Пока подожди”, - ответил изумленный мужеством подвижника следователь. Схиархимандрит так доблестно выдержал все испытания, что завоевал уважение не только осужденных, но и охраны. Начальник лагеря взял его в свой дом присматривать за хозяйством и даже разрешил ему повесить у себя в комнате репродукцию иконы “Воскресение”, - дело в сталинском концлагере совершенно неслыханное! Старец Андроник был освобожден в 1948 году, показав подлинный образец христианской стойкости.

Сами следователи НКВД признавали нравственное превосходство христиан. По свидетельству Солженицына, единственным способом избавиться от принуждения стать осведомителем в сталинском лагере, было заявить себя “получившим христианское воспитание”. После такого заявления чекисты сразу прекращали все попытки завербовать человека, понимая, что это бесполезно.

Условия жизни в сталинских лагерях были крайне тяжелыми, оттуда почти никто не возвращался живым. По данным Д. Поспеловского, из сталинских лагерей выходило живыми не более 20-30 % из попавших туда людей. По ряду данных в период 1917-1953 гг. в Советской России было физически уничтожено от 25 до 40 млн. человек, можно утверждать, что в сталинских лагерях погибло не менее половины из них.

Достаточно сложно установить точное число священнослужителей и мирян, пострадавших за веру во время гонений 2-й половины 1930-х гг. В разных источниках приводятся различные сведения. Это связано с невиданным прежде в истории РПЦ размахом гонений и их засекреченностью. Приведем имеющиеся данные.

Пострадавшие архиереи. По мнению Краснова-Левитина, к 1937 г. в РПЦ было 70 правящих и 70 викарных епископов, еще 50 находились на покое, 100 находились в заключении. Итого: - 290 архиереев. Если в 1941 г. их оставалось 8 человек на кафедрах и 2 остались в живых в лагерях, - итого уцелело 10, следовательно, 280 епископов стали мучениками во 2-й половине 1930-х гг. В это же время погибло 39 обновленческих иерархов. В свете современных данных ясно, что эти цифры сильно завышены.

Пострадавшее духовенство и миряне. Указывая число общих жертв среди духовенства, Д. Поспеловский называет цифру в 45 тыс. чел., пострадавших в 1929-1941 гг. Но в свете новейших данных эта цифра оказалась заниженной.

В 1995 г. А. Яковлев, председатель комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, привел цифру в 200 тыс. уничтоженных священнослужителей и 500 тыс. репрессированных, включая сюда представителей всех конфессий. Но эта цифра явно завышена: такого количества священнослужителей в России не было и до революции. Видимо, Яковлев включил сюда и всех пострадавших церковнослужителей и мирян. В другом своем труде Яковлев называет число священнослужителей, пострадавших в период 1937-1938 гг.: репрессировано 165, 2 тыс. чел. из них расстреляно 106, 3 тыс. чел.

По данным Комиссии по реабилитации Московской Патриархии, к 1941 г. было репрессировано за веру 350 тыс. чел., из них 140 тыс. священнослужителей. 150 тыс. чел. пострадало в 1937-1938 гг., из них 80 тыс. расстреляно. Но даже эти данные оказались несколько заниженными по сравнению с последними сведениями, приводимыми прот. Г. Митрофановым: в I937-1941 гг. по религиозным делам было репрессировано 172 тыс. чел., из них 116 тыс. чел. расстреляно. Известный историк О. Васильева называет цифру в 200 тыс. репрессированных и 100 тыс. расстрелянных в 1937-1938 гг.

Иером. Дамаскин, основываясь на сведениях А. Яковлева, приводит статистику репрессий по годам:

1937 г. - арестовано 136 900 православных священно- и церковнослужителей, расстреляно 85 300.

1938 г. – арестовано 28 300 чел., расстреляно 21 500.

1939 г. – арестовано 1 500 чел., расстреляно 900.

1940 г. – арестовано 5 100 чел., расстреляно 1 100.

1941 г. – арестовано 4 000 чел., расстреляно 1 900.

Данные, приводимые А. Яковлевым, Комиссией по реабилитации Московской Патриархии, прот. Г. Митрофановым, О. Васильевой лишь незначительно отличаются друг от друга. Видимо, они в достаточной степени соответствуют действительности. На наш взгляд, наиболее точные сведения приводит прот. Г. Митрофанов.

В результате этих репрессий, к началу войны на территории СССР оставалось 5 665 официально зарегистрированных священнослужителей, при чем больше половины из них проживали на присоединенных в 1939-1940 гг. землях.

Даже в условиях террора имело место сопротивление гонениям на РПЦ. В советские органы власти постоянно поступало большое количество жалоб и протестов против закрытия храмов и ареста священнослужителей. Так в 1938 г. Жданову было направлено анонимное письмо рабочих Выборгского района с протестом против гонений: “Храмы никому не мешают “…” оставьте Церковь в покое, дайте настоящую свободу людям “…” дело поголовного закрытия Церквей дело врагов и этим следует заняться обкому партии вместе с органами НКВД”. И таких посланий было, по признанию властей, много. В 1940 г. в Ессентуках и Черкесске прихожане даже сумели отстоять храмы от закрытия, несмотря на угрозы репрессий.

В результате этого сопротивления власти вынуждены были сделать вывод, что: “Отрицательно влияют одни административные меры против действующих церквей, они толкают верующих в руки контрреволюционных церковников, которые организуют подпольные молитвенные дома и используют эти слои к созданию контрреволюционных группировок”. Это обеспокоило власти: лучше иметь Церковь легальную, чем подпольную, контролировать которую неизмеримо труднее. В результате в конце 1930-х годов отношение к РПЦ стало постепенно смягчаться.

Другим фактором, улучшившим положение РПЦ, стало присоединение к СССР ряда западных территорий: части Польши, Прибалтики, Бессарабии, на которых проживало 7.500.000 православных христиан, было несколько епархий с 15 епископами, 64 монастыря с 5.100 насельниками, 3 350 приходов, несколько духовных школ. Советское правительство не могло сразу начать искоренение религии на завоеванных землях, так как в преддверии войны нельзя было вызывать антагонизм у жителей присоединенных территорий. Для того, чтобы поставить под контроль религиозное движение на присоединенных землях, власти разрешили РПЦ направить в них для окормления своих епископов. Митр. Сергий направил туда митр. Николая (Ярушевича) в качестве экзарха Западной Украины и Белоруссии. Митр. Сергий (Воскресенский) был назначен полномочным представителем Московского Патриархата при митр. Литовском Еливферии.

Третьим важным обстоятельством, обусловившим смягчение политики Советского государства к РПЦ, было ожидание войны. В ее преддверии тов. Сталин очень разумно решил опереться на старые духовные традиции Российской империи. В частности, официально стала признаваться определенная положительная роль РПЦ в истории России.

В связи с этими обстоятельствами, с 1939 г. гонение на РПЦ резко ослабело. Митр. Сергий даже получил возможность проводить новые архиерейские хиротонии. Несколько оживилась церковная жизнь, уцелевшие храмы во время богослужений были переполнены. Но приоритетной задачей государства оставалось построение “безрелигиозного общества” и власти отнюдь не желали реального возрождения Церкви. Эта активизиция РПЦ вызвала озабоченность верхов. Утвердившись на новых землях, Советская власть перешла к репрессиям: иначе и не могло быть, ведь надо было подчинить советской идеологии новых граждан страны.

Уже 29 октября 1939 г. церковная собственность в оккупированной Советской армией Польше была национализирована, позднее начались аресты священнослужителей. К 1941 г. в западных землях было арестовано несколько десятков православных священнослужителей, в том числе епископ Кременецкий Алексий (Громадский). К 1941 г. все духовные школы были закрыты, запрещено преподавание Закона Божия в школах, начал активные действия СВБ. Достоверно установлено, что в июле 1941 г. было намечено начало полномасштабных гонений на духовенство в Прибалтике, а репрессии против гражданского населения уже начались и шли полным ходом.

Примерно с середины 1940 г. репрессии обрушились на РПЦ и на “старых” советских территориях. Продолжилась закрытие храмов, прошла новая волна арестов священнослужителей. Нараставшую волну гонений можно проследить по количеству расстрелянных за веру: 1939 г. – 900 человек, 1940 г. – 1 100 чел. 1941 г. – уже 1 900 чел. В 1940-1941 гг. в последний раз оживилась деятельность СВБ. Дальнейшему развитию репрессий помешала война.

В результате гонений 2-й половины 1930-х гг. РПЦ как организация была разгромлена. Но полностью уничтожить её коммунисты всё же не смогли. Несмотря на самые страшные в истории христианств гонения, РПЦ все же не была полностью уничтожена и сохранила потенциал для будущего возрождения.

В 1929-1941 гг. коммунистическое государство осуществляло последовательную антирелигиозную политику, направленную на полное уничтожение Церкви и построение безрелигиозного общества. По сути, это было возвращение к методам антирелигиозной борьбы периода Гражданской войны, но на более высоком уровне, с использованием эффективного аппарата репрессий. В этот период более чем когда-либо нарушалось собственное религиозное законодательство Советской власти: произвол в гонениях был возведен на общегосударственный уровень. Но использование репрессивных мер в борьбе с религией и Церковью, которая не вела прямой борьбы с государством и не призывала к ней, означало крах марксистской идеологии, указывало на идеологическую несостоятель-ность Советской власти.

Гонения на РПЦ в период 1929-1941 гг. были беспрецедентны по своей жестокости. Если в 1929 г. в Советской России оставалось около 30 000 функционирующих православных храмов, то в 1941 г. на “старых” советских территориях уцелело 400-450 действующих церквей. Если в 1929 г. оставалось около 70 000 священно- церковнослужителей, то в 1941 г. на “старых” территориях их оставалось не более 2500 чел. Таким образом, за этот период число храмов в Советской России сократилось примерно на 98 %, а священно- церковнослужителей на 95%. Как организация РПЦ была почти полностью разгромлена.

В результате гонений, религиозная жизнь в СССР внешне почти прекратилась. К началу 1940-х гг. “в 25 областях РСФСР не было ни одного действующего православного храма, в 20 функционировало не более чем по 5 церквей “…” На Украине в 6 областях не было на одного храма, еще в 3-х действовало по одному. В Тамбовской епархии из имевшихся на 1929 г. 110 церквей осталось 2 открытых храма. В Москве за этот период было разрушено 119 храмов, 67 использованы в хозяйственных целях, многие просто закрыты. В 1941 г. по Москве оставалось меньше 50 действующих храмов - не более 5% от дореволюционного числа. В Ленинграде из 790 церквей, бывших до революции, в 1941 г. осталась 21, то есть 5 %, из 1 684 представителей белого духовенства - не более 20, то есть 1 % (с обновленцами и иосифлянами).

Очень важно отметить, что гонения продолжались вплоть до 1941 г. и даже после. Присоединение западных земель дало Церкви очередную временную передышку, после чего репрессии вновь стали нарастать.

У РПЦ не было никаких действенных средств борьбы с Советским государством. В той ситуации попытки нормализовать отношения с властью были бесполезны. Коммунисты хотели уничтожить РПЦ и не желали никакого диалога с нею: какой диалог может быть у палача с жертвой? Единственное, что давало призрачный шанс на сохранение жизни, - публичное отречение от Христа. Но за все годы Советской власти из священнослужителей отреклось от Церкви всего около 500 человек, из которых многие были обновленцами. Число отрекшихся мирян также было невелико, как правило, отречение было чисто внешним, вызванным страхом гонения. Это убедительно свидетельствует о внутренней силе Православия, Церкви Христовой, которою никогда не одолеть адовым вратам.

В период 1917- 1941 гг. РПЦ подверглась самым страшным за свою историю гонениям. В это время Советской властью был поставлен вопрос о полном уничтожении религии в СССР. В распоряжении богоборческого режима имелась самая совершенная за всю историю человечества карательная машина для уничтожения инакомыслящих. Советская власть уничтожила все виды оппозиции. Религия осталась в СССР единственной сферой жизни, противоречащей государственной идеологии. РПЦ удалось, несмотря на огромные потери, преодолеть натиск безбожников, сохранить свой потенциал и создать предпосылки для будущего возрождения.

Подводя итоги работы, мы можем сделать следующие выводы:

Во-вторых, причины очень жестоких гонений на РПЦ в Советской России заключаются, на наш взгляд, в 2-х обстоятельствах. Первое из них, - несовместимость христианского и коммунистического мировоззрений. Само существование религии в советском обществе опровергало учение марксизма. Второе, - создание тоталитарного государства, которое не терпело присутствия малейшего инакомыслия с официальной идеологией. Важнейшее различие в положении РПЦ в до- и послевоенный период заключается, на наш взгляд, в том, что вплоть до 1941 г. коммунисты рассчитывали на скорую победу мировой революции и активно боролись за это, в том числе и с религией. После войны, когда стало ясно, что в близкой перспективе этого не произойдет, интенсивность гонений резко снизилась, хотя в целом власти относились к религии и Церкви по прежнему отрицательно.

В-третьих, исходя из данных предпосылок, мы можем выделить и охарактеризовать 3 важнейших периода в гонениях. Первый из них, - 1917-1920 гг., приходится на годы Гражданской войны. Его можно назвать периодом “бури и натиска” в государственно-церковных отношениях, когда коммунисты пытались одним ударом сокрушить религию. Второй период, - 1921-1927 гг. характеризуется изменением тактики в борьбе Советской власти с Церковью, попыткой разложения ее изнутри. Но РПЦ оказалась достаточно жизнеспособной, чтобы преодолеть спровоцированные властями расколы внутри себя. И тогда коммунисты перешли к “фронтальной атаке” на РПЦ, - период 1929-1941 гг. По сути, они вернулись к старой тактике прямого уничтожения Церкви, которую пытались осуществить в Гражданскую войну. Только гонения теперь прошли на более высоком уровне, с использованием всей мощи тоталитарного государства.

В-четвертых, мы можем достаточно точно определить потери, понесенные РПЦ, в ходе этих гонений. Если в дореволюционной России было более 78 тыс. храмов, часовен и молитвенных домов, то в 1941 г. из них действовало 400-450. Таким образом, продолжало функционировать около 0,5 % от числа дореволюционных молитвенных зданий. В 1917 г. в Российской империи имелось в наличии 112 тыс. священно- и церковнослужителей. В 1941 г. их было официально зарегистрировано около 2 тысяч 500 чел. (на “старых” территориях). Следовательно, продолжало служить около 2 % от дореволюционной численности священно- и церковнослужителей. Видимо, еще некоторое количество духовенства скрывалось от гонений. Наконец, из числа в 130 архиереев, окормлявших РПЦ до революции, в 1941 г. оставалось на кафедрах всего 4, то есть менее 4 %. В ходе гонений на РПЦ в период 1917-1941 гг. было умерщвлено около 150 тыс. чел., всего было репрессировано 350 тыс. чел. Следует учесть, что из числа репрессированных очень многие погибли от лишений в лагерях и ссылках, таким образом, число жертв гонений увеличивается и составляет, по самым осторожным подсчетам, не менее 200 тысяч человек, отдавших жизни за веру Христову.

В связи с этим, можно с уверенностью утверждать, что начало войны объективно было огромным благом для РПЦ и спасло ее от полного уничтожения. Если бы не война, то для РПЦ могла бы стать реальностью судьба Православной Церкви в Китае, организация которой была полностью уничтожена во время “культурной революции” 1965-1967 гг.

Здесь, на наш взгляд, следует еще раз остановиться на самой большой проблеме всей истории РПЦ: политике митр. Сергия и его последователей по отношению к богоборческой власти, когда внутренняя жизнь Церкви была поставлена под контроль Советского государства. Но прежде чем рассматривать действия высших церковных иерархов, следует четко уяснить, что представляли из себя массы православных христиан. Массы эти, хотя и были религиозными, не имели необходимой крепости веры и стойкости в гонениях, в связи с чем легко были готовы отойти от Церкви, если это начинало представлять для них реальную опасность. Приведем яркий пример.

В 1945 году зазвонили колокола на вновь открытой Троице-Сергиевой Лавре. По свидетельству очевидцев, в считанные мгновения у Лавры собрались тысячи верующих. Видя Лавру открытой, они со слезами на глазах падали на колени и благодарили Бога за это чудо, после чего спешили приложиться к мощам преп. Сергия. Казалось бы, прекрасная картина. Но насколько сильна была вера в этих людях? Представить это можно из другого рассказа. В 1964 году в городе Великий Устюг (Вологодская область), из сорока дореволюционных храмов не осталось ни одной действующей церкви. И тут в город явилась комиссия для обследования состояния памятников культуры. По ее распоряжению с целью простой проверки зазвонили чудом сохранившиеся колокола одной из церквей. На звон с вспыхнувшей надеждой на открытие храма потянулись сотни людей. Когда они узнавали правду, то начинали рыдать прямо на улицах, после чего мирно расходились по домам. Никто даже не попытался выразить протест, ведь за это можно было получить выговор, потерять место в очереди на жилье или даже лишиться работы. К сожалению, нет сомнений, что в аналогичном случае и люди, собравшиеся у Лавры, погоревав, мирно разошлись бы по домам. На это у них были гораздо более серьезные основания, чем у устюжан, ведь за протест в то время можно было попасть в сталинский лагерь.

На этих примерах мы видим духовную слабость наших предков. Если в сталинские времена за защиту Церкви можно было поплатиться жизнью, то позднее православным грозили лишь экономические санкции (аресты были крайне редки). Кажется, это невысокая цена за венец исповедника, но даже ее мало кто хотел платить. Еще в начале XX век известный русский мыслитель Киреев пророчески писал об этом: “Конечно, преследование создаст мучеников “…” Но нельзя забывать и “средних” верующих, не способных к мученичеству, но не желающих бросать и своей Церкви, заботящихся о ней до мученичества – исключительно. Они рискуют пропасть, а их большинство!” Это пророчество исполнилось в точности: христиане могли попытаться отстоять храм, могли материально помочь арестованным священникам, – но только если это казалось им сравнительно безопасным. В противном случае они, как правило, бросали своих пастырей на произвол судьбы, хотя и испытывали при этом искреннюю боль. Ни в коем случае никого не осуждая, осознавая собственную слабость, мы все же вынуждены констатировать этот печальный факт.

Без учета этих настроений, распространенных среди большинства рядовых верующих, невозможно понять политику священноначалия. Надо сказать, что высшая иерархия РПЦ проявила себя в период гонений с лучшей стороны: пренебрегая личной безопасностью, епископат стремился любой ценой защитить Церковь (большинство из них и стали мучениками). Но эти люди прекрасно понимали реальное положение РПЦ, они знали все немощи своих пасомых. Митр. Сергий подвергался жесткой критике со стороны своих оппонентов и РПЦ(з), но какая была альтернатива его действиям ? Было три пути:

Во-первых, массовое мученичество с неизбежной перспективой уничтожения РПЦ. Но, как было показано выше, этот вариант был невыполним по причине крайней духовной слабости большинства верующих. Часть духовенства, возможно, и пошла бы на это, но абсолютное большинство христиан, хотя и со скорбью в душе, просто отстранилось бы на время от церковной жизни.

Во-вторых, уход в катакомбы. Он был просто нереален для миллионов верующих и равнозначен, по сути дела, первому варианту: массы православных лишились бы церковных таинств. ГПУ – НКВД могло очень быстро обнаружить эти нелегальные общины и ликвидировать их. Тогда в РПЦ наступила бы полная анархия и неизбежная деградация.

В-третьих, признание существующих реалий и устройство церковной жизни на условиях власти, что и предприняло священноначалие во главе с митр. Сергием. Действия митр. Сергия не предотвратили жесточайших гонений конца 1930-х годов, но смогли сохранить РПЦ от полного уничтожения. И хотя к началу войны церковная жизнь была подорвана, уже через три года она восстановилась. Это возрождение Церкви стало возможным лишь благодаря политике, избранной священноначалием. Результатом этой политики по отношению к богоборческому государству было сохранение РПЦ как Поместной Церкви. Православные русские люди не были лишены самого главного, - таинств, ведущих человека ко спасению. Исходя из этих соображения, мы должны признать политику митр. Сергия 1920-х – 1930-х гг. в целом правильной. Если бы РПЦ заняла жесткую позицию по отношению к советскому государству, то последнее не остановилось бы перед ее полным уничтожением. По слову Патриарха Алексия II: “Неуничтожима Вселенская Церковь. Но где знаменитая Карфагенская Церковь? Есть ли православные верующие в Малой Азии, где прославились св. Григорий Богослов и св. Василий Великий? На наших глазах была уничтожена Церковь в Албании. И в России были силы, желавшие того же”. Благодаря позиции митр. Сергия, власти нашли более выгодным пойти с Церковью на компромисс. Несмотря на политическое подчинение Советской власти, РПЦ сохранила главное, - свою литургическую жизнь.

Следует отметить, что политика митр. Сергия позволила избежать возможного контакта власти с еще существовавшим в 1940-е гг. обновленчеством. Лидеры этого движения охотно пошли бы на любые уступки по отношению к Советскому правительству. На наш взгляд, возрождение обновленчества в то время было еще возможно, если бы оно было активно поддержано властью. Вспомним, что в 1923 г. к обновленцам примкнуло 70 % приходов РПЦ. Благодаря позиции митр. Сергия, власти предпочли обратиться к РПЦ. Таким образом, Русская Церковь избежала самого страшного: возможности впасть в ересь.

И все же необходимо еще раз четко заявить: политику митр. Сергия, строго говоря, нельзя назвать правильной с точки зрения христианского учения. Она была меньшим злом, позволившим избежать зла большего, и являлась, пожалуй, крайним проявлением икономии (снисхождения Церкви к человеческим немощам). Она свидетельствовала об исключительной слабости основной массы церковного общества. Но она же свидетельствует и о бесконечной любви пастырей Церкви к Богу и своей пастве.

Несмотря на все проблемы, связанные с изучением данного периода истории РПЦ, ясно одно: без усилий, предпринятых митр. Сергием для сохранения Церкви, было бы невозможным ее “Воскресение”, начавшееся с 1943 г., когда за несколько лет была воссоздана мощная церковная организация с более чем 9 000 приходов и окончательно уничтожено обновленчество. Это было бы невозможно, если бы в страшные годы гонений митр. Сергий не проводил свою “линию” по отношению Церкви к государству.

Итак, деятельность митр. Сергия была в целом правильной и имела своими последствиями возрождение РПЦ в ходе войны. Путь, избранный им, был поистине скорбным, но единственно возможным для сохранения Церкви в тех условиях.

С началом войны над РПЦ поднялась заря новой эпохи. Это произошло благодаря мужеству тысяч подвижников, многие из которых отдали за Христа свои жизни. Их подвиги являются для нас примером жертвенной любви к Богу и людям, примером, которому, в случае необходимости, нужно последовать и нам.