Храм стоял среди скал над рекой уже несколько веков. Строители делали его как крепость в те времена, когда набеги горцев не давали покоя жителям окрестных долин. От него до города было расстояние в два дневных перехода. Но город начал становиться городом немного позже, чем был построен этот укреплённый замок богини Иштар.

Упану, сколько мог себя вспомнить, жил здесь, среди этих высоких каменных стен. Он любил смотреть с этой высоты с башни над воротами храма на быстрое течение реки. Упану знал по рассказам жрецов, что его подобрали голодного и умирающего во дворе разорённого селения после набега жителей северных гор. Он был ещё совсем мал, только начинал говорить. Жрецы вырастили его и с раннего детства учили своим знаниям и разным премудростям.

В те годы воинственные жители гор каждую осень делали набеги со своего севера на плодородные долины. Они забирали урожай и домашний скот, глиняную посуду и предметы домашней утвари. Уводили с собой они и красивых девушек и девочек.

А брать в жёны красивых чужеземок, по преданию, пошло издревле, когда женщины в горных племенах были некрасивы, и это не интересовало никого. Однажды в набеге один из молодых вождей был поражён красотой юной чужеземки. Он взял её себе и тем самым положил начало традиции. Это вызрело в идею, которая сделала народ красивым и ищущим красоты.

В тот год, когда Упану потерял своих родителей, горцы пришли в их долину большим войском. Они даже подошли к стенам города и стали требовать от его жителей выкуп. Горожане понимали, что овладеть городом эти отважные воины не смогут; у них не было опыта в такой войне, но осаду такое большое войско может держать длительную. К такому город не был готов.

Воины вышли на стены, высота которых была в три – три с половиной человеческих роста. Вышел посмотреть на неприятеля и сам царь Нарумшат Ашур Натириш. Он стоял над городскими воротами в окружении свиты.

Горцы были меткими пращниками. Они с детства учились этому искусству охотников и воинов. Два камня, пущенные опытной рукой поразили приближённых царя. Свита быстро покинула стену.

Царь Нарумшат был уже в преклонных летах и вдов. Два его старших сына были воинами и удальцами. Они уговорили отца дать им возможность дать отпор врагам за городской стеной.

Рано утром городские ворота со скрипом открылись, и через них стремительно вытек большой отряд воинов. Они ринулись на врага и стали теснить его. Горцы растерялись от неожиданности и напора и стали отступать. Кое-где они даже побежали в панике. Но, вскоре звук трубы с городской стены остановил наступавших. Они быстро отошли, подбирая своих раненных и убитых. Когда между вражескими отрядами образовалось значительное расстояние, горцы пришли в себя и их вожди повели своих воинов вперёд в нападение. Но тут со стен города в них полетели камни и лёгкие копья. Этот град остановил порыв горцев и дал возможность горожанам уйти в ворота.

У мальчика надолго остался страх от пережитого в тот трагический момент. Жрецы согрели его своими заботами. Он стал проявлять через некоторое время интерес к их делам и знаниям. Это был возраст, когда начинает складываться духовный мир человека. Упану погрузился в тишину святости и доброты.

Старший сын царя Напомат Ашур Пототаш Икман после удачной атаки своего отряда у стен города по поручению отца стал создавать войско, не большое, но обученное и быстрое в действиях. Первый опыт окрылил воинов. Царский сын решил дать решительный бой горным племенам и навсегда покончить с их разорительными набегами.

В тот год, когда у Упану начали меняться зубы, произошло сражение, которое изменило дальнейшую судьбу города и окрестных долин.

Со стены храма далеко были видны подходы к реке с севера, откуда приходили горцы. Жрецы и раньше старались заранее предупредить жителей долины о приближении врагов. Горцы знали об этом, но храм не осмеливались трогать. То ли потому, что храм был под покровительством Богини-Матери, культ которой у горцев почитался особенно. То ли они боялись трогать, хоть и чужих, но богов. А, может быть, высокие стены храма-крепости внушали им уважение своей неприступностью. Но, зная о том, что жрецы предупреждают жителей долины, горцы старались подойти к реке под покровом ночной темноты. С рассветом они, обычно, начинали переправу через реку чуть выше храма по течению. Жрецы каждый раз наблюдали картину переправы.

Сигнал опасности был принят, и воины стали готовиться к решительному бою.

В то же время в храм пришёл маленький отряд воинов под командой молодого воина племянника царя. Юному Паваму не было ещё шестнадцати лет, но он отличался силой, мужеством и смекалкой.

С рассветом войско горцев, как обычно, начало переправу. Когда на другом берегу была уже треть их войска, на стене храма запылал сигнальный огонь. Воины Икмана ударили с двух сторон вдоль берега реки. Они с боевыми криками устремились на растерявшихся от неожиданности горцев и стали их избивать. Отряды сошлись, отрезав переправившихся от реки и подмоги с того берега, а со стороны долины на них уже наседал основной отряд. Зажатые со всех сторон горцы отчаянно отбивались, но падали на землю десятками под ударами нападавших.

Вождь и предводитель горцев видел всё это со своего высокого берега и пытался оказать помощь, посылая через реку один за другим отряды. Но им не удавалось даже выйти из воды. Все попытки прорваться к окружённым оставались безуспешными.

Ситуация дала возможность маленькому отряду Павама незаметно подобраться сзади к стоянке предводителя горцев и захватить его в плен. Вождь был молод и силён и отчаянно сопротивлялся. Но, когда он увидел, что его охрана перебита и его десятилетнего сына, которого он взял с собой в поход, уносят от него, он сник и дал себя связать. Их увели в храм, а войско горцев рассыпалось и бежало в панике и беспорядке, теряя оружие и людей.

Царя с сыном доставили в город. Царь принял его у себя не как пленника, и предложил ему заключить договор на условиях, которые он продиктовал. Вождь дал слово не нападать больше на земли царя Нарумшата Ашура и каждый год приносить к месту своего поражения дань.

Сын его Карура оставался в заложниках и должен был жить в храме. Каждый год вождю можно будет его видеть, когда он доставит и отдаст дань.

Вождь принял все условия и его проводили в сторону родных гор воины Павама.

Карура был старше Упану, но они жили среди взрослых мужчин, и это их сблизило. Упану учил горца своему языку, а потом и многому другому, что постиг здесь сам. Так завязалась их дружба на долгие годы.

Время шло, а из памяти Упану не уходили страшные картины смерти его родителей и старших братьев. Озверевшие горца били их по головам тяжёлыми суковатыми палками. А отцу воин проткнул шею копьём и из раны фонтанчиком хлестала кровь. Она разливалась около его головы всё расширяющейся лужицей. Его закинутая к плечу рука оказалась в середине этого красного озерца. А мама и два старших брата лежали в разных неестественных позах, и из их рассечённых голов тоже текла кровь и впитывалась в пыль двора.

Всё это Упану видел из-за большого колючего куста, куда его затолкала мама, когда в их двор ворвались горцы. Потом он долго лежал за этим кустом и боялся выйти. Потом была холодная страшная ночь и день, и опять ночь... Он видел призрачные фигуры своих родных и соседей, и сам был среди них такой же тенью. Но взошедшее солнце увело их куда-то, а он остался на месте. Потом он слышал чьи-то голоса, и открыл глаза уже в стенах этого храма.

Его друг Карура появился перед ним в кожаной с мехом одежде, такой же, как у тех, что принесли ему горе. Но Упану уже многое знал и понимал в жизни и смог преодолеть неприятное впечатление, которое это у него вызвало.

Курура тоже был потрясён тем, что на его глазах убили его старших братьев. Они были воинами и находились в этот миг рядом с отцом. Их убили так же, как и всю охрану вождя. Мальчик был потрясён этим. То, что отец был рядом с ним в первый момент плена, его ещё поддерживало. Но, когда отца не стало рядом, он впал в состояние истерии. Упану всё время был рядом с ним. Не сразу он понял, что его слова, слова чужого языка, пугают несчастного.

Постепенно время притупило боль утраты. Упану позже рассказал другу свою историю, и это сделало их ещё ближе.

В храме жил очень старый жрец. Никто не знал, сколько ему лет. Говорили, что он когда-то был Старшим жрецом этого храма, но сам отошёл от дел и передал их своему ученику, нынешнему Настоятелю, когда пришло его время покинуть этот мир. Но боги не взяли его к себе, и он остался доживать свой век простым жрецом. Позже он перестал участвовать в службе и мистериях, запретил брить себе голову и бороду, как это делали все жрецы, и поселился в отдельном маленьком помещении под стеной храма. Его никто не тревожил там. Он сам заходил за едой в трапезную, когда хотел этого. Иногда его по несколько дней не видели.

Почти неподвижное, обычно, лицо старца странно изменилось. Оно растянуло рот в улыбке. Послышался даже присвистывающий смех. Даже брови старого жреца приподнялись и потянули за собой всегда опущенные верхние веки. Мальчик увидел его тёмные почти незрячие глаза. Они, казалось, видели сейчас не его, а что-то чудесное и долгожданное.

Старик и Упану стали беседовать почти ежедневно. Жрец передавал мальчику все свои знания, а тот их охотно впитывал в себя. Иногда в их беседах участвовал и Карура. Так продолжалось почти два года. Но однажды старик сказал, что он передал Упану всё, что знает сам, большему он может научиться только у египетских жрецов. Он уже разговаривал с Настоятелем и тот обещал послать Упану в Египет, когда он вырастет или отправить его в один из египетских храмов, которые были не так редки в Междуречье.

С этим старый жрец распрощался с мальчиком и сказал, чтобы он не присутствовал на его погребальной церемонии.

Больше Упану его не видел живым. Но через некоторое время старик появился перед ним из мира теней. Его губы не издавали теперь шелестящих слов, но в мальчике как бы звучал его ясный твёрдый голос, похожий на звонкий голос самого Упану.

Они стали опять часто общаться. Упану не видел больше его туманного призрачного образа, но всегда ощущал его присутствие и опеку. Он мог в любой момент спросить его и получить ясный и чёткий ответ. Вначале это было странно и даже немного пугало Упану, но потом он привык к этому. Его жизнь странным образом изменялась. Она в чём-то подчинилась этому контакту. Он рос и быстро мужал, но о своём необычном контакте никому не рассказывал, даже близкому другу Каруре.

Упану вырос крепким юношей. Он много учился у жрецов и получил посвящение в том возрасте, когда ещё только начинала пробиваться на его щеках первая поросль будущей бороды. Он стал учеником; это требовало подчинению строгих правил и ограничений. Врагами ученика считались: легкомыслие, тщеславие, нетерпение, небрежность и похоть. Он должен был избегать вредных воздействий. Учили жрецы так: похоть истощает энергию, гнев нарушает дыхание, тревога парализует разум, излишняя доверчивость вредит сердцу, возлияния разжижают кровь, ленность размягчает мышцы, напряжённость ослабляет кости. Это было начало, но годы, проведённые в храме, сделали эти правила желанными и естественными для Упану. Его друг Карура был уже к тому времени совсем взрослым, но, как и прежде, считал младшего друга своим старшим братом. Его судьбу через четыре года после пленения решило ещё одно трагическое событие в его жизни. Его отец погиб. Это сделало невозможными даже мысли о возвращении на родину, которые у него иногда в себе с надеждой возникали. Там на севере его теперь уже ни кто не ждал. Он стал учиться. Постепенно Карура с помощью Упану стал неплохо знать всё, что положено было знать жрецу первого посвящения в этом храме. Он принял обет. А Упану излагал другу те знания, которые сам получил от старого жреца. Правда, Карура не очень вникал в них. Но для Упану было важно всё это повторять. В конце концов он пришёл к мысли, что ему этого мало уже, и пора идти за знаниями к египетским жрецам, как советовал когда-то старик. Он пришёл к Настоятелю с этим вопросом. Тот колебался. Ему был по душе этот толковый юноша; он видел его будущий духовный рост. Но держать его здесь в неведении было неправильно. И Настоятель согласился отпустить их вместе, Упану и Каруру. Маршрут их лежал на юго-запад. Однако, Настоятель посоветовал им не заходить в город, а обойти его стороной подальше. Он не объяснил, почему так надо сделать, но они и не думали об этом.

Собрались быстро и пошли налегке. Время было к концу лета. В лесах было много плодов и орехов. Родники давали им чистейшую воду. Радость движения удваивала их молодые силы.

Настоятель дал им деревянный футляр в виде длинного цилиндра. Сказал, чтобы отдали его Главному жрецу египетского храма. Что им надо, должны были сами рассказать старому знакомому Настоятеля. Цилиндр был не очень лёгким, но заглядывать внутрь не стали.

Дорога оказалась не долгой. Вышли в новолуние, пришли в начале последней четверти Луны. Вид на храм открылся им из-за поворота долины, когда они подошли к небольшому ключу, бившему из под камня. Через ветки оливы они вдруг увидели светлую стену с небольшой дверцей. Путники забыли даже о своей жажде. Они быстро стали подниматься по склону к такой желанной цели. Но дверь оказалась запертой. С разочарованием они стали обходить вдоль стены, цепляясь одеждой за колючий кустарник и царапаясь его шипами. Силы, будто, куда-то подевались. Они с трудом добрались до главного входа, хотя он был не далее двухсот шагов от той двери.

С этого момента потянулись три долгих года их учения. Для Упану они пролетели почти незаметно, а вот его друг стал тяготиться всё больше такой жизнью. Он не хотел получить следующего посвящения. Его грызла тоска. Он хотел вернуться на родину, но понимал, что это невозможно. Карура изредка делился с младшим другом-братом, но видел, что тот увлечён своим учением и не может его понять.

Упану просил Главного жреца дать ему возможность продолжить учение в самом Египте. Тот согласился, но отпустить с ним Каруру не хотел. Тогда Упану отказался от своей просьбы. Это подействовало на жреца. Он отпустил их с благословением и печалью.

На этот раз путь был не близкий и очень сложный. Им подробно рассказали, какая у них будет дорога и что их ждёт на ней. Юноши перекинули через плечо дорожные сумы и взяли в руки посохи странников. Эти гладкие увесистые палки могли служить, при необходимости в умелых руках, неплохим оружием. Жрецы изучали это искусство так же, как и тайные поучения божественных посланников, которые были основой жреческой науки.

Они шли с рассвета до середины дня, когда солнце палило так нещадно, что идти не было никакой возможности. В это время молодые путники старались найти укрытие в тени деревьев, кустарников или скалы, в зависимости от того, что их окружало. Места здесь были совершенно разные. Пустынные травянистые склоны холмов сменялись лесными массивами с огромными кедрами, на ветках которых было удобно и приятно спать ночью. Потом были голые выветренные скалы и пустынные равнины, где не было возможности найти тени и отдыха. Были и райские уголки около ручьёв или озёр с чистой водой и зеленью берегов. В таких местах обязательно жили люди. Чаще всего люди помогали им, давали отдохнуть и кормили. Но бывали случаи, когда их гнали прочь, не спрашивая, что им надо. Они уходили, не терпя обиды, зная, что человеческая натура несёт в себе всё – и любовь и зло.

Диких зверей они не боялись. Карура с детства знал охотничьи способы оберечь себя от таких неприятностей как встреча с хищником. Но случилось непредвиденное и непоправимое. Шли среди выжженных каменистых холмов. Солнце уже было низко, и искали место для ночлега. Вдруг с вершины небольшого холма, на который они поднимались, раздался громкий рык. Огромная кошка большими скачками неслась в их сторону. Не успели даже приготовиться к обороне. Карура успел только выставить навстречу прыжку свой посох. Он сделал большую рану на шее зверя, но отлетел в сторону, а зверь сбил Каруру и стал рвать его когтями. Он грыз зубами плечо юноши. Упану остолбенел и наблюдал эту сцену с ужасом и отрешённостью. Крик друга и хруст его костей под зубами хищника привёл его в чувство реальности. Он поднял с земли огромный камень и опустил его на шею зверя. Что-то хрустнуло, но лапы с огромными когтями продолжали рвать тело друга. У Упану хватило силы ещё раз поднять камень и снова бросить его в зверя. Теперь он увидел, как глаза хищника закатились вверх, но челюсти не разжимаясь держали разорванное плечо Курары. С трудом он раздвинул пасть своим посохом и вцепился в окровавленную шкуру хищника. Он был так тяжёл, что юноша еле смог его оттащить на шаг в сторону. Карура был без сознания, из его ран текла кровь. Упану не мог ему помочь ничем, он это понимал. Левое плечо было раздроблено клыками зверя, рука и ключица держались только на кусочке кожи и обрывках связок. Живот и грудь были разодраны когтями так, что были видны повреждённые внутренности юноши.

Вскоре Карура открыл глаз, который остался цел. Второй был залит кровью. Юноша шевелил губами, но не издавал не звука. Упану склонился к нему, чтобы услышать последний его вздох.

Дальше для Упану всё было как в страшном сне. Он что-то делал, не осознавая ничего. Палкой и руками он рыл яму в каменистом грунте всю ночь. Только в самом начале рассвета он смог уложить в неё тело друга. Засыпать его землёй не хватило сил. Он уснул или впал в бессознание. Видимо, это длилось не долго. Когда он очнулся, диск солнца только оторвался от горизонта. Упану прикрыл тело Каруры обрывками своей и его одежды и начал быстро засыпать могилу. Потом он с большим трудом прикатил на могилу тот камень, которым сумел убить зверя.

Он не был похож уже на жреца. Волосы на голове отросли и густая кудрявая бородка покрывала щёки и подбородок. На теле были лохмотья, не скрывавшие уже грязной и усталой кожи. Рубцы и ссадины были на плечах и ногах. Это всё были следы последнего, самого трудного этапа его странствия.

Его знание языка египтян, которые он получил за три года пребывания в храме, помогали ему в общении с жителями этих мест, но выговор выдавал в нём жителя севера. Оттуда на границы Египта не редко приходили с войной. Это заставляло настороженно смотреть на грязного и измождённого путника. Таким взглядом встретил его и, открывший на его стук ворота храма жрец. Упану достал спрятанный под лохмотьями знак богини Иштар в виде птицы с рогами в форме полумесяца на голове. Его впустили во двор храма. Силы опять покинули его. Он опустился на землю прямо там, где стоял и потерял сознание.

Поток времени нёс Упану по храмам и святилищам Египта. Он общался с богами и жрецами. Знания как бы вмещали его в себя. Его сознание поглощало и переваривало эту пищу и она становилась частью его внутреннего Я. Он получил самое высшее посвящение и знал такие тайны мироздания, которые не многим были открыты. И всё же его грызла неудовлетворённость. Он общался с миром теней, в который отправлял умерших людей. Ему доверялось самое сокровенное в ритуалах проводов в загробный мир. Старый жрец каждый раз рассказывал ему, каким путём пошла душа Ба, которую он проводил.

Упану был вхож во дворец фараона в Фивах. Он видел, что его побаиваются, как существо из другого мира. Лицо его стало неподвижной маской, глаза не меняли своего выражения, а голос звучал глухо, как из подземелья. Его облик стал всё больше соответствовать его стремлению к тайнам загробной жизни.

Однажды во дворце фараона произошло непоправимое. Молодая царица и брат фараона умерли. Сам фараон слёг в тяжком недуге. Всё это произошло самым странным образом. Жрецы чётко определили, что виной был яд. Но об этом не говорили. Все силы были брошены на болезнь молодого царя. Он медленно поправлялся.

Упану было поручено заняться душой и телом царицы. Он видел её часто в праздничных церемониях в дорогих нарядах. Она казалась ему сошедшей с неба Изидой. Теперь её молодое прекрасное тело без покровов лежало на каменной плите и жрецы готовили его к бальзамированию.

Упану наблюдал эту операцию много раз. Из тела вынимались внутренности. Они помещались в определённые сосуды в бальзамирующие растворы. Его задачей было читать в это время соответствующие священные тексты заклинания и наблюдать за строгим соблюдением всего ритуала.

Он с трудом провёл этот многочасовой ритуал. Когда тело царицы поместили в ванну, где ему следовало пропитаться пахнувшими растительными смолами растворами, его место занял другой жрец. Сменяя друг друга, жрецы будут много дней нести свою вахту в этом подземном помещении. Они будут непрерывно читать заклинания. Только, когда тело пройдёт этот путь, и его будут вынимать из растворов, снова наступит черёд работы Упану.

Он ушёл в свой покой и упал на ложе без сил. Но сон не приходил. Потянулись мучительные дни молений и ожидания. Упану не мог понять, что с ним происходит. Старый жрец все эти дни не посещал его. Он опять был один, как это случалось с ним в какие-то ответственные моменты жизни.

В ночь перед окончанием этого этапа бальзамирования опять появился старый жрец и предупредил Упану, чтобы тот был очень внимательным в своём деле.

Наконец, тело положили в деревянный гроб. На лицо наложили золотую маску, и гроб закрыли дорогой крышкой. Завтра его перевезут по Нилу в место захоронения и поставят в каменный саркофаг. А сегодня ночью дорогой груз надлежит охранять ему. Он не будет уже читать священные тексты, а будет поддерживать огонь в масляных светильниках и курильницах и может сидеть на деревянной скамье в нише дальней стены.

Казалось, время остановилось. Упану погрузился в оцепенение, мысли отсутствовали, перед глазами проходили картины запредельного. Вдруг, в этом мире появилось что-то необычное. Уголок зрения выхватил какое-то свечение. Он пришёл в себя и замер от неожиданности. Перед ним стояла она. Сквозь тонкую прозрачную накидку виделось чудесное живое тело царицы. Она подошла к скамье, скорее проплыла, и села на другой её конец. Упану остановил закружившееся сознание. Он готов был слушать. И она рассказала историю.

Её отец, фараон Ментухотеп I, фараон Верхнего и Нижнего Египтов, имел много детей от разных матерей. Это было вполне допустимо и принято во дворце. Божественный мог осчастливить любую женщину в своём царстве. Ещё юношей он знал, что женой его будет сестра, которая была младше его на два года. У него были и две старших родных сестры. Одна из них была замужем за пожилым вельможей. Она славилась неукротимым и вздорным нравом и меньше всего заботилась о чести мужа. Придворные знали о её любовных похождениях. Красавица в своих желаниях добралась и до ложа младшего брата. Они стали любовниками, но не афишировали свою связь. Паиту, так звали принца от рождения, должен был стать фараоном, и окружающим было небезопасно знать о нём что-либо негожее. Он стал фараоном Ментухотепом, и вскоре, женился на младшей сестре. Она родила ему вскоре сына. Но вслед за этим родила от него сына и старшая сестра. А муж её к этому времени ушёл в мир иной. Братья росли вместе и стали друзьями. Царица родила ещё нескольких детей. Вслед за первым сыном родилась дочь. Это и была Аамитнаит, будущая царица.

Служанки в царских опочивальнях находятся всегда поблизости от хозяек. Что происходит в царских покоях, для них секретом не является. Через некоторое время царица заметила отсутствие её самой любимой и близкой девушки. Выяснилось, что она внезапно умерла. Царице шепнули, что её отравили за то, что она где-то что-то сказала. Шепнувшая служанка вскоре тоже исчезла.

Ааминтаит решилась на страшное. Она приготовила яд для своих мучителей. Он был подмешан в напиток, который стоял в покоях царицы. Мужчины с удовольствием его пили. В ту ночь муж предложил ей первой выпить из его драгоценного алебастрового сосуда. Царица, не дрогнув, пошла на это. Потом милость была с шуткой предложена брату. Мужу досталось не так много питья, но он был расположен мирно, и не стал сердиться.

Женщина не показала виду, когда ей стало плохо. Она знала, что яд подействует не сразу, а через некоторое время, и хотела убедиться, что они тоже не останутся живы. Когда брат почувствовал действие яда, царица ещё была в сознании. Потом она тихо заснула, сдерживая внутреннюю дрожь, умирающего тела. Дальнейшую картину наблюдала уже её отошедшая от тела душа. Брат мучился в корчах, а фараон не мог понять, что происходит, пока и у него не появились признаки отравления. Тогда он всё понял. В ярости он разбил об её голову свой любимый алебастровый сосуд. Вот от чего у неё были эти раны на лице. Фараон выбежал из покоев и ему успели оказать помощь. Он остался жив. Она это знает, и не жалеет, что так вышло.

Царица беззвучными шагами удалялась от него в сторону последнего ложа своего бренного несчастного тела. Ноги её не шевелились. Она парила над плитами каменного пола. На середине пути тело царицы начало как бы размываться и затем совсем исчезло.

Упану был потрясён рассказом. Он считал фараонов полубогами, детьми богов. Он видел в образе прекрасной царицы Изиду, Хатхор, богиню Мать. А она была несчастной избитой горем и мужем женщиной, такой же страдалицей, как тысячи простых женщин. Он представлял фараона в ореале славы Озириса, а он оказался наследником преступления Сета, убившего и растерзавшего тело своего божественного брата, злодеем и негодяем. Как было справиться с этим разочарованием.

Упану нашёл в себе силы проводить тело царицы к месту её последнего упокоения. Но дольше находиться в этой стране он не мог.

Восход солнца Упану встретил с новыми силами. Полуночная молитва принесла ему успокоение и он забылся глубоким сном. Сложив в небольшую котомку самое необходимое – флакончик с бальзамом, исцеляющим раны и ожоги, противоядие от укусов змей и ядовитых пауков и принадлежности для письма, он взял в руки всё тот же крепкий дорожный посох, с которым пришёл в Египет, и вышел из храма, не сказав никому ничего. Он даже не побрил перед дальней дорогой голову, как это надлежало делать жрецу. Он шёл на север вдоль великого Нила. Его не пугали трудности одинокого пути. На первой же остановке к нему снова “явился” сопровождающий дух старого жреца. Три дня пути длились их постоянные беседы. Потом старик сказал ему, что покинет его навсегда и будет ждать встречи уже в своём загробном мире. И ещё он сказал Упану, что теперь всю оставшуюся жизнь его будет сопровождать дух царицы Ааминтаит.

Встречающиеся кочевники скотоводы с почтением принимали человека в одеянии жреца обросшего волосами, что означало его дальний путь. Они кормили его и давали надёжный безопасный ночлег. Иногда он шёл с кочевниками по несколько дней, если пути их совпадали. Это были дни отдыха от дорожных тревог и опасностей. В душе его царил мир и покой. Он отрешился от всех забот. Его тело шло в нужном направлении, а душа блуждала в других мирах. Проводницей по этим мирам была ушедшая туда царица. Она показала ему другие миры и других людей. Это было чудесное и необычное странствие из Египта в Месопотамию через тонкие неземные миры.

Упану понял, что теперь его жизнь будет одним нескончаемым путём. Он нигде не задерживался надолго. Храмы и поселения, знакомые и новые земли были для него все одинаково близкими. Он нёс свои знания и давал их тем, кто хотел получать их. Он побывал в своём “родном” храме, где его вырастили и воспитали. Там ещё помнили его и его брата Каруру. Несколько лет Упану провёл у горцев, которые принесли ему первые несчастья в его жизни. Он дошёл до моря на юге, пройдя от начала до конца плодородные земли Междуречья.

Царица все эти годы была неотлучной его спутницей. Она направила его в “родной” храм сделать последние распоряжения по ритуалу завершения своего жизненного пути. Жрецы внимательно выслушали и изучили его последние указания. Всё было сделано ими, как подобало!

Только подписка гарантирует Вам оперативное получение информации о новинках данного раздела

Нужное: Услуги сиделок Коллекционные куклы Уборка, няни

Copyright © КОМПАНИЯ ОТКРЫТЫХ СИСТЕМ. Все права сохраняются. Последняя редакция: �аря 29, 2012 22:46:37.