ЛИХИЕ ДЕНЬГИ

Закончили работу уже в темноте. Приятный ветерок овевал потные лица. Старая берёза поскрипывала ветвями, как будто что-то укоризненно выговаривала. Отошли на десяток шагов к вершине косогора, побросали на землю инструменты, и сели передохнуть.

Олекса тихо сказал брату: “Завтра утром, когда пойдёшь к лесу, глянь снизу, виден ли подкоп под корни берёзы со стороны”.

Митяй гыкнул: “Кому тута видеть. Нынче сюда мало кто ходит. А потом зарастёт так, что самим не отыскать будет. Хорошо, берёза одинока, приметна!”

Поймают, не поймают, одному Богу известно. А богатство, добытое так непросто, решили спрятать. Кому доверить, как не земле. И место подобрали подходящее – лес рядом и косогор, на котором не косили траву и не сажали ничего. Так, пустое место. И берёза заметная. Под её корнями и зарыли.

Жена Олексы Мала ждала их дома. Она знала, что происходит, но не всё, только в общих чертах. Она никогда не спрашивала мужа о том, что он не говорил ей сам, особенно, если это касалась его брата. Мала знала, что он занимается делами нечистыми и часто в бегах.

Олекса сказал жене, что всё в порядке, но чуть, погодя, добавил: “Если что, дай знать!” Мала молча кивнула. Она знала, что за Митяем гоняется воевода. Зашли в дом и она закрыла за мужчинами дверь. На столе стояла кринка молока и большой каравай хлеба. Сказав: “Поешьте!”, Мала ушла в дальнюю часть избы к детям.

- Ты уходи до солнца. Роса скроет следы. – сказал Олекса.

- Не боись, не впервой! –

Отряд воеводы появился за полдень. Прибежал соседский отпрыск, запыхавшийся и испуганный. Не все в деревне любили братьев. О младшем шёпотом судачили бабы. Говорили плохо, боялись; о том, что он ушкуйничает, вообще не говорили. Но Мала рассказывала Олексе, о чём шептались. Её мать много раз выговаривала дочери за то, что они дают приют в их доме Митяю.

Здесь в дальних деревнях никогда ещё не видели княжеских воев. Зачем они пришли, никто не догадывался. Только, когда воевода Уша спросил у старейшины, где живёт Олекса, многие понимающе закивали головами.

Дом обложили со всех сторон. Олекса со всей семьёй вышел на двор. Только старый хворый тесть не стал слезать с печи. Трое дюжих воинов зашли в дом и осмотрели внимательно все углы и запечную часть. Доложили воеводе.

Уша был высок, плотен и выглядел важно и внушительно, держался надменно и сам с быдлом не разговаривал. Клочковатая борода с проседью и рассечённая мечом уродливая бровь делали его лицо неприятным и злым. Сейчас глаза его не предвещали ничего хорошего.

Олексе два дружинника заломили руки, и поставили его перед воеводой на колени.

- Где брат? –

- Не ведаю –

- Ещё раз спрашиваю, где брат? –

- Не ведаю –

Удар мощным кулаком по шее свалил Олексу лицом в землю. Он лежал, не шевелясь. Его больше не тронули. По знаку воеводы дружинник поволок к нему за волосы Малу.

- Шо ты скажешь? –

- Не ведаю –

Её бить не стали. Воевода показал вою – Жги!

Только теперь Олекса смог встать на ноги. Он бегом бросился в дом и вынес тестя на руках. Старик кашлял и задыхался от дыма. Его положили на траву, дали пить, обмыли лицо и голову водой. Он подозвал дочь и тихо сказал ей: “Уходи с детьми к родичам в соседнюю деревню. Прямо сейчас. Не медли!”

Тушить дом никто не подумал даже. Сельчане наблюдали за всем со стороны, не подходя ближе. Они боялись возвращения воеводы.

Олекса взвалил сухонького старика на плечо, и неторопким шагом пошёл в сторону реки. Тёща, с причитаниями, последовала за ними. Она успела захватить во дворе около избы деревянный ковш для воды и сушившуюся на ветке дерева одёжу.

В удобном месте на берегу Олекса соорудил шалаш из веток ивы. На подстилке из таких же веток устроили тестя. Его старая жена, попоив его водой и обмыв лицо, прилегла рядом. Олекса сказал им: “Ждите!” Он раздумывал, как сплавить стариков по реке с быстрым здесь течением до соседней деревни.

Олекса оставил стариков в шалаше, а сам с сыном вернулся в деревню. Сосед дал для Митяя чистую рубаху, помог обмыть тело, переодеть и похоронить у ограды спалённого дома. Придали земле, прочитав молитву, как подобает христианам, перекрестились и разошлись.

Сосед от доброты вынес ещё краюху хлеба и старый кожушок накрыться ночью от холода. Олекса покормил и прикрыл кожушком стариков в шалаше. Себе и сыну сделал лежанку из тех же ивовых веток рядом с шалашом. Тесно прижавшись, они легли, и малый быстро заснул.

* * *

Лет с десяти он стал учиться у отца всяким кузнечным премудростям, а в тринадцать он уже неплохо владел тяжёлым отцовским молотом. Чуть позже уже работал вместе с отцом в полную силу. А, вот, Митяя было надо силком загонять в кузню. Ему не нравился запах горячего железа, и если отец поручал ему иногда качать меха, он недовольно фыркал, и старался, как только удавалось, сбежать из кузни. Он вырос статным и сильным парнем. Вот помахать мечом он любил. Он с удовольствием брался закаливать мечи отцовского изготовления. Это было непросто и небезопасно, взять жёсткой кожаной рукавицей ещё раскалённый меч, выйти на пригорок, на ветер, и размахивать им, пока железо не остынет. Митяй умудрялся выделывать такие сложные движения, и ни разу не испортил дела неловкостью. Отец по несколько раз раскалял, а потом закалял железо. Поэтому оно было таким крепким.

Митяю было пятнадцать, когда он заявил родителям, что сговорился с друзьями, и они нанимаются в охранение купеческих караванов. На водных путях-дорогах было немало желающих поживиться чужим добром. Поэтому купцы хорошо платили тем, кто их охранял. Так и стал он бродягой-воином.

В тот раз хозяин-купец неплохо поторговал в Балтике на островах и на том, свейском берегу. Олекса с удивлением повидал чужие города, по-другому одетых людей. Купец сбыл весь свой товар и приобрёл другой. К тому же при нём появился бочонок с серебром, от которого он не отходил весь обратный путь. Попутный ветер быстро нёс их ладью к дому. На выходе в родное озеро ветер повернул на противный. Он задул с северо-востока, и парус пришлось опустить. Гребцы налегали во всю мочь, но шли медленно. Когда подошли к лесу на северном берегу, прижались ближе к берегу, и дело пошло веселее. Немного расслабились, и тут случилось непоправимое. Стрела из близкого кустарника пробила грудь кормчего. За ней со свистом прилетела ещё стайка стрел. Стоны и крики раненых, паника, и ладья закрутилась на месте. Пока дружинники успели прикрыть борт своими щитами, стрелы покалечили и убили несколько человек. Купец был убит одой из первых стрел. Он лежал спиной вверх на своём бочонке с серебром. А из-за мыска впереди по курсу уже выплывал вражеский струг. С воинственными криками пираты быстро приближались. Удар в борт и на ладью выскочили размахивающие топорами разбойники. Опытный уже в этих делах Митяй отошёл на корму за кипу товара, и оттащил за рукав Олексу, который так и застыл от неожиданности. Они успели пустить несколько смертоносных стрел в нападавших. Первой стрелой Митяй поразил вожака нападавших. Он спокойно со знанием дела не торопился в схватку, оценивая ситуацию. А в тесном пространстве ладьи противники резали и душили друг друга всем, чем могли. Нападавших было больше, но их струг в первый же момент столкновения начал отходить от борта ладьи. То ли опыта у разбойников не хватило, то ли от жадности они поторопились, но они не зацепились за борт жертвы крючьями-кошками, как это обычно делалось. А стрела Митяя, убившая вожака, оказалась роковой для пиратов. Их струг относило в сторону по течению, и они не сделали попытки приблизиться снова. А на ладье их оказалось недостаточно для победы. Митяй, обнажив меч, выскочил из-за своего укрытия в самый нужный момент. Он быстро расправился с двумя врагами. Последнего из живых бандитов выбросил за борт один из товарищей Митяя. Олекса растерянно смотрел на страшную картину. Всё было в крови, везде лежали мёртвые и раненые. На ногах стояли три человека, Олекса с Митяем и Выр, опытный воин, давно ходящий с караванами.

Первым делом они собрали всё оружие. Потом покидали за борт мёртвых и раненых пиратов. Своих убитых сложили в носовой части. Один из товарищей был ещё жив, но вскоре и он отошёл в мир иной. Их осталось только трое. И ещё на ладье лежали кипы товаров, забрызганных кровью, и теперь непонятно, чьих. Как быть, и что со всем этим делать, они не знали.

За схроном решили сразу не ходить, выждать дней десять, а потом всем встретиться и вместе его забрать. Догадывались, что за ними могут следить княжьи люди.

Выр отправился к семье. Митяй, как всегда пришёл к родителям, а Олекса навестил невесту в доме её родителей, и всё решил со сроками свадьбы этой осенью.

Когда он вернулся в родительский дом, Митяй как-то спросил его: “А неплохо бы и самим купцами стать! Я всё посчитал. Того бочонка с серебром хватило бы и на то, чтобы ладью построить, и товар купить, и лавку завести. Вот, треть от нас ушла, жаль! А! Может, сходим пораньше к схрону?”

Олексу это возмутило: “Ты что? Товарища хочешь обидеть? У него, вона, четверо на печи и старики, тоже! Негоже, так!”

Митяй кивнул: “Так-то так, а куша пока не хватит. Да и твоя свадьба будет денег стоить. Подождём. А купцом-то стать охота?”

“Кому не охота жить богато, но грехом-то добра не начнёшь” - и ушёл Олекса в дом.

Разговор продолжили на Олексиной свадьбе, которую гуляли три дня. Изба родителей Малы была просторна, и вместила почти половину деревни, да гостей из города, родни Олексы. Сошлись на том, что пока дети не родятся, можно пожить с родителями жены, и не тратиться на свой дом. А за это время сходить ещё раз с купцом, и заработать ещё немного. Но всё пошло не так. Купцы, после того случая не хотели их нанимать, шла про то дело худая слава.

Митяй нашёл Выра, который тоже теперь был не у дел, и они сговорились податься в западные земли, где было кого и чего пограбить. Кожаные мешки, которые были спрятаны за отцовской кузней, понемногу наполнялись монетами и небольшими серебряными слитками. Были и дорогие камушки, и даже золото.

Потом Выр отошёл от этих дел. Он считал, что надо меру знать. А Митяй только раззадорился. Ему нравилось само занятие. Ему ничего не стоило и убить человека, но он это делал редко, когда по-другому не выходило. Чаще он устраивал засаду на лесной дороге, обряжался лешаком, и отбирал добро у насмерть перепуганных путников. Оружием на крайний случай у него был увесистый кистень, биту для которого он сам отковал в отцовской кузне.

Вскоре о его “баловстве” стали говорить в городе всерьёз, и купцы и торговые люди обратились с просьбой о помощи к князю. Тот поручил это дело воеводе. Тому понемногу стало понятно, кто это “балует”, и он разослал грамоты во все стороны с приметами и обещание награды за поимку или сведения. Вот тут Митяю и пришлось бежать на север к уграм.

Денег для того, чтобы начать купеческое дело уже было достаточно. У Олексы уже родилось четверо детей, а он всё ещё жил с родителями жены. Мала не жаловалась, но вспоминала иногда обещания мужа. А “богатство” так и хранилось за кузней. Теперь уже, когда Митяй “засветился”, показывать эти деньги было нельзя. Мечта о купеческой жизни рассеялась. В одно из посещений родителей Олекса откопал опасное богатство и перевёз его в деревню. Спрятал в сарае, не говоря даже своим.

Когда Митяй появился вновь, решили спрятать до лучших времён в стороне от дома. А когда прошёл слух, что воевода снова ищет брата, Олекса достал откуда-то большой бронзовый котёл, который удобно было зарыть. И они успели это сделать.

* * *

Олекса проснулся с первыми лучами солнца. Было прохладно, и сын, свернувшись плотным клубочком у него под боком, прижимался к нему, толкая коленками.

Пока ели остатки краюхи хлеба, Олекса думал, как ему переправить стариков к родне в соседнюю деревню. Но родня выручила его сама. Вскоре на реке появилась долблённая лодка с двоюродным братом жены. Он забрал тестя с тёщей, а Олекса с сыном пошли берегом.

Родительский дом Олексы принял их с радостью. Отцу уже нелегко было работать, и он отдал всё в надёжные руки сына. Родители стойко приняли весть о смерти Митяя. Мама поплакала, а отец сказал, что ожидал плохой развязки бестолковой жизни сына.

Однажды Олекса рассказал отцу про их схорон. Тот ему посоветовал забыть про “дурные” деньги, и не рассказывать о них больше никому, особенно своим детям. Они не должны были принести ничего кроме несчастья, на них была кровь.

Олекса послушал совета отца, и так и сделал.