Кравчук Ю.А.
ЛЕГИОНЕР
(Адриан Сульпа Тецит Саах - 22-80гг )
К колодцу нужно было дойти засветло. Люди устали от палящего солнца и бесконечного карабканья по сыпучему песку. Это был самый трудный участок перехода. Ещё один дневной переход, и центурия соединится с основными частями легиона. Потом буду бои, будет штурм вражеских укреплений, будут убитые и раненные, кровь и смерти. Но до этого ещё надо просто дойти. Адриан проклинал этот песок. Он впервые был в настоящей пустыне.
Родной Кипр не имел богатой растительности. Он вырос в его восточной части, где всё больше было каменистых почти лишённых растительности пространств, а лазурное море омывало скалистые берега. Оно было бесконечно, и простиралось на полдень до самого Египта. Это знали все жители его родной деревни с названием Напа. Но всё это было наполнено жизнью по сравнению с мёртвой египетской пустыней. Бесконечные, как море, песчаные барханы наводили на Адриана страх и тоску. Хорошо, что рядом были боевые товарищи, закалённые во многих походах и боях.
Его отец сгинул где-то в этих песках, когда Адриану не было ещё пяти лет. Мама долго верила, что он вернётся за ней живым и весёлым, и будет рад, что у него растёт такой, похожий на него, сын. Но однажды приплыли два его друга легионера, и сказали, что они обещали отцу перед его смертью, что заберут отсюда его сына с матерью. Так Адриан оказался в Египте.
Заслуги отца давали сыну право вступить в легион ещё в юном возрасте с пятнадцати лет, и получить воинское обучение и жалование.
Первое удивление и восторг, когда он попал в Александрию, большой красивый город, были началом его восхищений новой для него жизнью. У него было несколько дней в этом городе, для того, чтобы чуть-чуть привыкнуть к этому чувству удивления. Мама тоже была потрясена, но она, как улитка, спряталась в раковинку молчаливого созерцания, и только растерянный взгляд и затаённая тревога в глазах выдавали её смятение.
Потом их отвезли в городок Ламбезис, на окраине которого был большой лагерь легиона. Маму поселили за его пределами в посёлке, где проживали жёны и дети легионеров. Им не разрешалось входить в военный лагерь, а их мужья и дети иногда получали увольнения и общались с ними. Некоторые заслуженные легионеры и все офицеры могли на ночь покидать лагерь, когда не были задействованы в нарядах и дежурствах. Порядок и дисциплина здесь соблюдались строго.
* * * * *
Отряду был необходим хоть небольшой отдых. Солнце стояло ещё высоко, и центурион Гай Сулий скомандовал привал. Отряд рассыпался по северному склону огромного бархана, и только два наблюдателя остались на его вершине. Они позволили себе только сесть спиной к спине, чтобы осматривать всю округу.
Короткий привал не даёт возможности расслабиться. Он только меняет ритм движения, как бы даёт возможность сменить опорную ногу. И, если чуть засидеться, потом уже приходится приложить огромное усилие, чтобы продолжить движение.
Вставать не хотелось, тело сопротивлялось и стонало от усталости. Всё время хотелось пить. Но старшие опытные товарищи не советовали прикладываться к фляге с водой до захода солнца. Только губы можно смочить и немного прополоскать рот, лучше даже не глотать эту малость влаги. Это был уже седьмой день перехода, и Адриану начинало казаться, что им никогда не дойти до своей цели. Он только два месяца как закончил курс боевой подготовки, и хотел сражаться с врагами, а не бесконечно топтать эти горячие сыпучие пески.
Отцы-командиры имели большой опыт, и знали, как поднять солдата, и заставить двигаться в нужном темпе. И старослужащие тоже это хорошо знали. Поэтому новичков в центуриях не должно было быть больше определённого количества, не больше пятой части общего состава. Адриан был самым молодым в своём подразделении, и единственным новичком. По команде – встать - строиться! ближайшие два легионера поддали ему под бока и, схватив крепко под локти, поставили на ноги. Принцип круговой поруки – все за одного – был в легионах основой дисциплины. За провинность одного отвечали и наказывались десять.
Ещё не успели построиться, как кто-то в задних рядах начал призывать внимание командира и показывать рукой на тёмную полосу над горизонтом, там, на юго-западе, где было солнце. Полоса расширялась, поднимаясь вверх, её верхняя граница становилась размытой, как бы лохматилась. Потом серая мгла начала заслонять солнце. Стало ясно, что приближается пыльная буря. Она догоняла центурию с огромной скоростью. Легионеры снова скатились по склону бархана, и стали устраиваться плотным лагерем по три-четыре человека под общими накидками-плащами, которые прижимали своими телами так, чтобы создать небольшое замкнутое пространство, куда ветер не сможет задуть песок.
Андриан ждал, что будет дальше. Он уже слышал о страшной силе бури в пустыне. Было тихо, и ожидание пробуждало страх. Потом по накидке по их спинам забарабанил песок, сначала отдельными песчинками, потом горстями, а потом что-то навалилось и стало бить и давить. И завыло и заревело со страшной силой. Начало придавливать их тяжёлой массой, и в их укрытие стали пробиваться песчаные струйки. Дышать становилось всё труднее. Один из двух его товарищей сказал ему, вернее прокричал сквозь вой бури, чтобы он смочил из фляги тряпку и прикрыл ею лицо. Фляга оказалась под животом, и достать её было не очень просто. Но эта работа отвлекла его от внешних звуков, которые становились всё глуше. Ещё некоторое время их прижимало всё сильнее, а потом, как бы, даже стало легче. Но темнота казалась Адриану какой-то густой. Он подумал, что не ощущает, как долго они уже так лежат, и начал считать. Потом счёт уже шёл сам по себе, а Адриан был то ли во сне, то ли в забытьи. Проскакивали какие-то мысли и видения, и всё время шёл счёт. Казалось, он сам выписывает какие-то спирали, идёт то в одну сторону, то в другую. И ещё он почувствовал состояние полёта, и в нём тоже вместе с ним летал счёт. Он отмерял время, о котором Адриан подумал, и раздвигал пространство, которое сжало его вместе с двумя товарищами здесь в песках.
Сквозь забытьё Адриан почувствовал какое-то шевеление рядом с ним. Сознание начинало пробуждаться, и он вспомнил, где он и что происходит. Извне послышались чьи-то голоса, и он начал понимать, что буря закончилась, и пора выбираться из песчаного плена. Их откапывали, показался свет и в их убежище потёк свежий воздух. Несколько усилий, и жизнь стала прекрасной. Солнце уже приподнялось над горизонтом, и его радостный свет озарял песок, который чуть не лишил их жизни. Товарищи, которые сами освободились раньше, помогали другим. Тех, кто был ниже по склону бархана, засыпало тяжелее. Их приходилось приводить в чувства. Через некоторое время нашли всех. Потребовалось ещё время, чтобы центурия смогла двигаться дальше.
* * * * *
Адриан был горд, что стал воином прославленного третьего легиона, где почти двадцать лет прослужил его отец. Закончились месяцы обучения азам воинского искусства. Он стал новичком, но всё же солдатом первой центурии, и его командиром был друг его отца центурион Гай. И первое боевое дело не заставило себя ожидать.
Вечером их загрузили на два больших римских корабля, и уже к полуночи они вышли в море. Путь лежал на запад. Море было тихим, только размеренные всплески вёсел, да равномерные удары задающего ритм барабана, нарушали тишину ночи.
Море виделось Адриану бескрайним и родным. Иногда слева вдали был виден берег. С середины дня потянул ветер, стало не так жарко и начало немного покачивать. Подняли паруса и корабли побежали быстрее. Вечером второй корабль повернул к берегу, а они пошли одни дальше. Пришла ещё одна ночь, спокойная и тихая. Адриан думал о том, что он идёт на войну, но в душе полный покой и умиротворение. Все легионеры отдыхали и проводили вынужденный досуг, как умели.
В конце следующего дня их корабль тоже подошёл к берегу. Бросили якорь и спустили шлюпки. Разгружались на пустой песчаный берег, и разгрузка затянулась до полуночи. Разгружали сами, и помогали им моряки. Грузов у центурии было очень много. Оружие и доспехи были заботой самих воинов, а провиант, вода и всё необходимое, кончая казной, было общей заботой.
Двинулись на юг засветло. По мере продвижения пустыня делалась всё суровее. Седьмой день пути закончился песчаной бурей. Только к вечеру следующего дня добрались до колодца. Дальше их путь лежал на юго-восток, но надо было дождаться центурии с первого корабля, чтобы вместе продолжить намеченный маршрут. Их разведчики появились к середине дня и сообщили, что им пришлось вчера отбивать нападение летучего отряда ливийцев. Эти всадники на верблюдах налетали так же стремительно, как песчаная буря, и так же исчезали. А их стрелы были метки и опасны. В центурии были раненные, и они затрудняют продвижение. Ко всему, можно ожидать повторения нападения, и приходится держать разведывательные пикеты по всем направлениям.
Центурион Гай приказал тоже расставить усиленные сторожевые посты по всем направлениям. В один из постов пошёл и Адриан. Он был рад этому заданию. Бездействие его угнетало всегда, а после того, как они чуть не задохнулись под слоем песка, ему хотелось жить и действовать.
Вторая центурия подошла прямо перед заходом солнца. Легионеры выглядели уставшими, потрёпанными и порядком напуганными. Нескольких раненных несли на сделанных из копий и плащей накидках. У многих были видны свежие незначительные раны. Многим досталось от стрел кочевников.
Центурионы распорядились быстро оборудовать лагерь, потушить костры и отдыхать. Наряды ещё усилили вновь прибывшими, и лагерь затих.
Была ночь новолуния, тёмная, но звёздная. Звёзды по всему небосклону мерцали холодным блеском. Адриан внимательно всматривался в отведённый ему сектор. Однажды, прямо над соседним барханом какие-то тени на короткое время перекрыли сияния звёзд. Он шепотом доложил об этом старшему пикета. Все пятеро стали прислушиваться, и ещё внимательнее смотреть на низкие звёзды. Соседний пикет был близко. Его окликнули условным сигналом. По цепочке пикетов прошла голосовая связь. Это должно было предупредить неприятеля, что лагерь охраняется, и напасть врасплох не получится.
Ночью было прохладно. Песок очень быстро остывал. Пока дождались смены, Адриан почувствовал, что все его внутренности сковывает этот холод. К лагерю бежали во всю прыть, кто быстрее. В полной темноте по сыпучему песку это было, как в нереальном сне.
Завернувшись в плащ, Адриан провалился в реальный глубокий сон. Молодой крепкий организм отлично контролировал ситуацию, нужен был отдых, сон – лучший отдых.
* * * * *
С рассветом стало ясно, что ночные тревоги были не напрасны. На дальних барханах видны были фигуры всадников. Видимо, в темноте ливийцы не рискнули идти на столкновение, пускать стрелы наугад тоже не было смысла. Центурионы правильно решили загасить все огни в лагере. Теперь же, при свете дня противник был виден и, поэтому, менее опасен. Сколько их было, и какие у них были намерения, можно было только догадываться.
Две центурии в боевом порядке представляли собой реальную силу, боевой кулак, готовый нанести удар. Поэтому отдельные группы кочевников держались на расстоянии. Они сопровождали римлян, контролируя их движение. Иногда отдельные всадники смельчаки приближались на расстояние полёта стрелы, и на ходу делали два-три выстрела. Они появлялись так быстро из-за кромки какого-нибудь ближнего бархана, что приходилось всё время внимательно следить за всеми их действиями.
К полудню легионеры уже чувствовали изнуряющую усталость, бдительность притупилась, требовался отдых, но останавливаться было опасно. А наскоки отдельных смельчаков из кочевников стали чаще. Теперь в них участвовали уже по три-четыре всадника. Они пускали стрелы веером, так что за ними трудно было уследить, и уже были новые раненные.
Адриан в детстве на родном Кипре охотился на куропаток и других птиц с помощью пращи. Он вспомнил про это, когда на их пути, на радость всем, попался значительный каменистый участок. Среди его новых товарищей было несколько греков с островов. Игры с пращёй и охота с её помощью были среди греков любимым развлечением. Сделать такое метательное оружие не представляется сложным. Они предложили своему командиру идею, попробовать хоть так огрызнуться нападавшим. Все легионеры учились владению пращёй, но не у всех это хорошо получалось, и многие не считали пращу оружием. Навыки, полученные в детстве, были в этом деле очень ценны. Вот и теперь они пригодились.
Группа из пяти человек, отделившаяся от всего отряда, как бы с разведкой, должна была показаться лёгкой добычей для кочевников. Так и получилось. Четверо всадников ринулись на них. Они даже не подумали стрелять из луков, а приготовили арканы, чтобы захватить их в плен. Когда расстояние стало удобным для броска, четыре пращи в один момент “выстрелили” залпом. Один камень попал в голову переднему всаднику, и он свалился под копыта задним верблюдам. Второй залп не имел такого успеха, но нападавшие смешались и, рассыпавшись в разные стороны, скрылись за песчаным гребнем.
Адриан с товарищами, проявили сообразительность и смелость, и подобрали раненного ливийца. Пленный был без сознания, но живой. Эта акция придала бодрости духа легионерам, и сбила прыть кочевников. Центурион Гай похвалил храбрецов, и обещал награду. А Адриану он сказал, что его отец был бы им доволен.
Вскоре услышали звук горна в римском лагере. Цель этого тяжёлого перехода была достигнута. Впереди Адриана ждала судьба воина со многими неизвестными ему превратностями.
* * * * *
Теперь непокорную крепость можно было взять в кольцо. Её глинобитные серо-коричневые стены высотой в три человеческих роста были крепки и неприступны. Они окружали оазис с двумя щедрыми колодцами и большими запасами продовольствия. Сколько было людей за этими стенами, римляне не знали, и это затрудняло задачу. Притащить по этим пескам тяжёлые осадные катапульты и стенобитные машины было невозможно. Значит, надо было задушить крепость блокадой.
Главные силы легиона были уже здесь, и расположились плотным кольцом. Ждали кавалерию и лёгкую вспомогательную пехоту с лучниками. С ними должны были придти обозы со всем необходимым для продолжительной осады и жизни в пустыне.
Доставленные лёгкие катапульты закидывали через стены зажигательные бомбы, но их результативность не была велика. В крепости не было деревянных строений. Видимо, там было мало горючих предметов, поэтому признаков больших пожаров не было. Лучники из лёгкой пехоты стали эффективно отражать атаки из пустыни верховых отрядов. Они же сопровождали караваны с водой и провизией для осаждающей армии.
Вялая осада продолжалась почти два месяца. Адриану казалась скучной вся эта пустынная эпопея. Несколько раз он участвовал в скоротечных схватках, когда осаждённые делали безуспешные вылазки. Чаще всего это происходило на закате дня, чтобы, прорвавшись через римскую блокаду, проще было уйти в пустыню под покровом угасающего дня. В темноте римские отряды не углублялись в пустыню. Да, и днём они далеко не отрывались от лагеря.
Адриан дважды участвовал в перехвате таких вылазок, но непосредственно в схватках не был. Это были метания дротиков и погоня. Кочевники пытались прорваться через ряды легионеров или быстро поворачивали назад. Только однажды получился серьёзный бой. Кочевники ударили с двух сторон, из крепости большим отрядом и из пустыни. Видимо им удалось как-то согласовать действия. Центурия сплотила строй, и ожидала, как всегда мимолётного нападения. Но враг, оказалось, имел другие намерения. Всадники из песков налетели на строй легионеров с воинственными воплями. Впереди себя они пустили тучу стрел. Некоторые достигли цели. И ударили сходу, не давая перестроиться. Пошла рубка в рукопашную.
Адриан стоял в первом ряду, обращённом в строну крепости, откуда шло наступление. Бой же начался за его спиной, сзади. Римская военная наука имела варианты на все случаи боя. Воюя в окружении, строй держался ещё более строго, чем в других случаях. Закрывшись щитами и ощетинившись копьями, они ждали противника. А в десяти-двенадцати шагах уже убивали друг друга свои и чужие воины. Рядом с Адрианом стояли молодые, но уже опытные товарищи.
Он с трудом вспоминал потом, как бил копьём в чьи-то тела, а потом рубил мечом. Потом, он бежал за отступающими, и кричал во всё горло. Он не слышал звука сигнального рожка, остановиться. Немолодой воин, похожий на отца, или ему так показалось, схватил его за руку, и сказал – “Всё!” Песок был покрыт пятнами быстро впитывающейся в него крови. Тела мёртвых и раненных были, как бы, дополнением к пустынному пейзажу. Как во сне он делал то, что приказывали, что делали его товарищи.
Уже в палатке после отбоя он пытался восстановить картину боя и свои действия. Но в памяти всплывал только один эпизод. Он догоняет человека, врага, заносит меч для удара по голове. Но тот поворачивается и закрывает голову руками. Удар меча пришёлся по предплечью. Отрубленная рука, сама по себе, падает на песок, и пальцы сжимаются в кулак, а потом разживаются. И эта рука будет сниться ему ещё не одну ночь.
Осада крепости закончилась в ту же ночь. В тот момент, когда Адриан со своими товарищами бились в песках пустыни, другие подразделения легиона успешно штурмовали стену на другой стороне. Защитников в крепости оказалось совсем мало, основные силы вышли на прорыв, и дрались там, с надеждой на успех и помощь из пустыни. Адриан даже не заметил, что им помогали легионеры, которые выбегали из широко раскрытых ворот крепости.
Самой ценной добычей легионерам казалась хорошая чистая вода из пустынных колодцев оазиса. Но через три дня, собираясь в обратную дорогу, они засыпали колодцы и вырубили все финиковые пальмы. Таков был приказ.
* * * * *
Жизнь в лагере была расписана по часам, на свободное, личное время оставалось всего два часа. Их проводили по своему усмотрению в рамках дозволенного в расположении лагеря. В эти часы приводили в порядок свою амуницию, играли в кости или просто разговаривали. Иногда устраивали разного рода соревнования на спор; это было любимым развлечением многих легионеров.
Вначале у Адриана не оставалось сил на что-либо, после многочасовых тренировок на выносливость и силу, безупречное владение всеми видами оружия и приёмами боя. Но постепенно сил становилось больше, и занятия уже не так утомляли. Кормили в лагере сытно и вкусно, так что воины чувствовали силу и желание сражаться.
Большинство легионеров были италийцами. Они говорили на своей латыни, но многие неплохо знали греческий язык. Разные диалекты греческого были приняты в разных частях империи, но понимали друг друга все. Кипрский диалект Адриана сильно отличался от многих других, и ему пришлось осваивать латынь. Он с удовольствием учился, сначала разговорному, потом освоил письменность, читал немногие доступные книги, и использовал свободные часы для того, чтобы узнать что-то новое. Командование легиона приветствовало тягу к учению, и немногие грамотные легионеры имели некоторые преимущества перед другими.
Иногда ему вспоминался его первый учитель, ещё там на Кипре. В их маленькой, оторванной от мира, деревне жил одинокий неизвестно откуда появившийся немолодой уже человек. Он был чужак, но людям он нёс мудрые и непонятные мысли, говорил новые непонятные слова. Но людям он нравился своим умением слушать и добрым отношением к ним. Ко всему, он был единственным грамотным здесь человеком.
Когда Адриану было семь или восемь лет, он пришёл однажды к “деду Никодиму”, как его называла вся ребятня в деревне, и попросил научить читать буквы, которые были выбиты на стене древнего храма. Стены храма стояли на самом берегу моря, и волны, набегая на их основания, постепенно разрушали их. А самая ближняя к морю стена уже “вступила” в воду, и обрушилась наполовину. На боковых стенах были выбиты на камне надписи, которые интриговали детей, вызывали у них споры и даже ссоры.
Никодим объяснил ребятам, что на левой стене надписи были на финикийском языке, а на правой – ему неизвестном. Картинки, которые тоже были на правой стене, это египетские иероглифы, которые тоже являются письменностью. Адриана и ещё двоих мальчиков он некоторое время учил греческой грамоте, но потом заболел, а позже, так же как появился, неожиданно пропал из деревни. Но Адриан хорошо усвоил его уроки, и когда встретился с греческой книгой, быстро освоил чтение. Уже в Египте он увидел иероглифические письмена. Потом узнал, что римляне пишут своим алфавитом. Всё это было ему очень интересно. И он решил учиться, когда и где будет эта возможность.
За эти три года в Египте он узнал новый для себя мир, совсем не такой, как в родной деревне на окраине Кипра. Там всё было тихо и мирно. Люди каждый день делали то же, что и в предыдущий и в последующий. Самым ярким событием были свадьбы, рождения детей и смерти. Праздновали и горевали всей деревней, ссоры и радости тоже были достоянием всех.
Большой мир сначала показался ему дивным и причудливо красивым, потом жестоким и несправедливым, злым и хитрым. Но со временем Адриан со многим смирился, многое понял. Он спрашивал себя, стал ли он таким же как все в этом мире, пока не понял, что все здесь разные, и мир не везде одинаковый. Он всякий и разный.
Его товарищи легионеры, война, кровь заставили увидеть мир ещё с нескольких сторон. И Адриан стал жадно стремиться повидать всё, что только можно. Его всё больше интересовали люди, их жизнь, обычаи и мысли. С некоторых пор его начали интересовать девушки. Это тоже была часть большого мира.
Маму он теперь видел очень редко. Она как-то устроила свою жизнь, работала в ремесленной артели, у неё была своя жизнь. Но их редкие встречи были радостью для них обоих.
Проходили месяцы однообразной службы. Постоянные многочасовые тренировки, которые должны были держать воинов в отличной физической форме и боевой готовности, разнообразились нарядами в охрану больших народных мероприятий, праздников, сопровождение и охрану важных государственных чинов, и другие виды внутренней службы. Военные действия империя вела на севере, где-то в Галлии и на Рейне, а здесь было, пока, тихо. Адриан, правда, не рвался воевать, он вкусил удовольствия познания, и с радостью отдавался этому все свободные минуты и часы. Его товарищи по строю сначала пытались втянуть его в свои обычные мужские игры и интересы, потом выражали ему своё недовольство и недоумение, потом привыкли и отстали. Пришло время, когда его начали величать философом. Но он оставался дружелюбным и отзывчивым товарищем, к тому же одним из лучших бойцов. Потом, к нему стали обращаться с вопросами и за советами, даже старшие по возрасту и более опытные бойцы.
Это отметили и его командиры. Центурион Гай называл его – “сынок”, и ходатайствовал за него перед легатом легиона. Адриан за несколько лет окреп, стал рослым, статным и сильным воином. Наконец, ему доверили честь нести в строю и в бою легионного орла.
Потом были волнения, в Риме стал править новый император. Клавдий сменил Калигулу, но Адриану, как и его товарищам, это было всё равно и ничего не меняло. Власть менялась, на места заступали новые люди. Пришёл в легион новый легат, человек из столицы, по слухам, удалённый от неё. Ждали изменений и новостей. Они коснулись только верхушки легиона. Премии от нового императора, всё же, получили. Это было заведено.
В тридцать два года он стал центурионом, самым молодым центурионом в легионе. За всю историю легиона он был первым, кто из простых легионеров поднялся так в службе за четырнадцать лет. Служба по призыву в легионе длилась шестнадцать лет, и только после этого можно было ожидать такого повышения. Бывали центурионы и моложе, но те были из богатых, и покупали должность.
* * * * *
Маму он давно не видел. Она старела с каждой их встречей всё больше, но не жаловалась. Эта их встреча принесла ему некоторое удивление и радость. Мама последнее время каждый раз говорила, что пора ему жениться, что она хочет видеть и нянчить внуков. Адриан не был против этого, но времени свободного у него почти не было, да и, в легионе не приветствовались браки. Ещё давнее уложение не позволяло легионерам жениться. Но оно было устаревшей формальностью, и его обходили. Правда, такой брак не оформлялся законно, но фактом признавался. Командиры далеко не все мирились с такими реалиями. Чаще всего в этом случае легионера переводили в другую центурию или даже когорту.
Мама встретила его с радостной улыбкой, и сразу, не дав опомниться, заявила, что нашла ему невесту. Она вышла за занавеску и вывела за руку смуглую стройную девушку. Адриан не знал, что ему делать, что сказать. Но для мамы всё было решено. Она подвела девушку к нему, соединила их руки и сказала, что её зовут Альфиза. Она была египтянкой. Смуглая кожа и чуть оттянутые к вискам глаза понравились Адриану. За весь вечер, который они провели все вместе, Альфиза произнесла всего три-четыре слова, да и Адриан сказал не много. Говорила за всех мама.
Звание центуриона давало многие преимущества и большую свободу по сравнению с рядовыми легионерами. Его жалование давало возможность содержать семью, а некоторые накопления, которые за годы службы откладывались в общей кассе, дали возможность устроить свадьбу и семейный быт.
В его жизни совершался крутой поворот. В сложившуюся суровую мужскую жизнь, которая была пропитана потом и кровью, суровой дисциплиной и привычной грубостью, вошла женская забота и нежность. Это расслабляло, но принесло новую ответственность за любимую женщину, а вскоре и ожидаемого ребёнка.
Ещё недавно он по выработанной годами привычке не раздумывал над выполнением приказов, даже самых жестоких, никогда не переживал о сделанном, и спокойно засыпал в любой ситуации, памятуя, что сон нужен для восстановления сил. Став центурионом, он взял себе за правило поступать так, как требовал того устав, и не думать о справедливости и людских страданиях. А их он видел постоянно и много.
Незадолго до своего вступления на должность центуриона их когорта была направлена в Александрию усмирять иудейский квартал. Его населяли в основном ремесленники и торговцы. Введённые новым императором поборы возмутили их. Императору нужны были деньги на войну в Галлии, он отправил во все провинции свои требования, но евреи считали, что это не их дело, на какие средства воюет где-то там император. Они вышли на улицы с требованиями отмены новшеств. У многих жителей огромного города были поводы для недовольства своим положением в жизни. Они готовы были присоединиться к евреям и поднять мятеж. А среди египетских чиновников и правителей всегда были желающие ликвидировать римскую власть. Они бы поддержали и, скорее всего, возглавили бы восстание. Этого Риму нельзя было допустить. Поэтому легату было приказано ввести в город легионеров. Две когорты взяли в свои железные клещи мятежный квартал, но за их спинами тоже бурлил людской муравейник. Вначале было приказано не выпускать никого за пределы возведённого кордона ни в ту, ни в другую стороны, но силу не применять. Несколько дней легионеры стояли живой стеной поперёк улиц, как перед вражеской атакой соединив щиты и выставив вперёд копья. Воины менялись каждые два часа днём и ночью. На оскорбительные выкрики было приказано не реагировать. На четвёртый день им навстречу двинулась толпа мужчин и женщин, были среди них и дети. Они подошли почти вплотную, а с крыш соседних домов начали лететь камни. Среди легионеров появились раненные, и если бы их ряды дрогнули, толпа бы их смяла. Решительность центуриона спасла положение. Он подтянул сзади лёгкую пехоту с луками, которая быстро согнала метателей с крыш. А потом тяжёлый строй воинов пошёл вперёд ощетинившись копьями. Толпу мятежников начали теснить в глубину квартала со всех сторон. Сначала они пятились, а потом бросились в панике бежать, сбивая и давя друг друга. Улицы наполнились криками и рёвом. Легионеры опять остановились, давая утихнуть панике, подобрать раненных. Адриан был рядом с центурионом за спинами легионеров. Он передавал в ряды воинов негромкие приказы командира, производил смены трёхрядного заслона, командовал их перестроениями. Работа была привычная, почти рядовая, и его не волновали лица людей по ту сторону, гневные и ненавидящие их. Он не видел в них врагов, но и сочувствия к ним у него не было.
Так прошёл ещё один день. Воины выстаивали свои два часа, отходили назад, приводили себя в порядок, ели, отдыхали, через четыре часа снова становились в строй. Они не знали, что происходит в других частях города, но приказов и сведений не поступало. Адриану было безразлично, как развернутся события дальше. Прикажут отойти, отойдём, прикажут бить, будем идти и бить мятежников. Но само по себе стояние на одном месте уже надоело и раздражало его.
На пятый день стояния перед их рядами опять стали появляться люди, опять их было много, и это были только мужчины, в основном молодые мужчины с сосредоточенными лицами. Они не кричали, и медленным шагом приближались к легионерскому кордону. Шагах в двадцати они остановились, из-за спин первого ряда вышли два старых раввина и пожилой человек, потом выяснилось, что староста ремесленного цеха. Они продвинулись на десять шагов вперёд и остановились. У одного раввина в руках была бумага, и он громким голосом прокричал, что требует грамотного офицера для передачи бумаги с условиями переговоров и устных переговоров. Центурион их был из старых воинов, решительный и опытный в бою, но не очень грамотный и уж совсем не дипломат. Он кивком головы подозвал к себе Адриана, и они пошли через расступившихся легионеров к посланцам. Один копейщик в полном вооружении шёл сзади них. У них же были только мечи. Остановились в трёх шагах. Посланец восставших начал разговор с упрёков, что два дня назад их люди были покалечены и обижены, ничего не сделав плохого. Отвечать пришлось Адриану. Евреи были настроены далеко не мирно, требовали пропустить целую делегацию их представителей к римскому наместнику для немедленной отмены новых податей и решения ещё некоторых вопросов. Они требовали немедленно их пропустить. Адриан спокойно ответил, что они сами не могут решить этого вопроса, и требуется ждать, какие будут распоряжения от командиров. Он предложил передать их петицию, если бумага, которую держал в руке раввин, это она. Но раввин отдёрнул руку от протянутой руки Адриана, повернувшись назад, что-то крикнул своим, и те рванулись в их сторону. Адриан заметил, что в их руках были ножи и металлические палки. Сработала многолетняя тренировка, он успел выхватить меч, без всякого сожаления ударил им по седой голове старого раввина, и плотно прижался боком к щиту, защитившего теперь их легионера. Центурион сделал то же самое движение с другой стороны, и они стали маленькой крепостью на пути нападавших. А цепь легионеров уже почти поравнялась с ними, первые дротики уже свалили нескольких нападающих. Ярость нападающих была так сильна, что они заставили опытных воинов попятиться, но выучка и опыт бойцов оказались сильнее. Они врубались в толпу, рубили не жалея, пока перед ними не образовалась пустота. Адриан спокойно и методично рубил мечом, шёл вперёд, отдавал нужные команды и рубил дальше. Когда всё было закончено, они отошли, помогли своим раненным, и вернулись на исходную позицию. Ещё один день они держали кордон, пока местные силы наводили порядок, гнали связанных и избитых мятежников мимо них куда-то в каторжные тюрьмы, женщин и детей на рынки рабов.
Адриану тогда их не было жалко. Но в ту ночь ему не спалось, он впервые задал себе вопрос, зачем он убил этого старого еврея. Он не был врагом Адриана, был безоружен и вдвое старше него, втрое слабее и совсем беззащитен. Адриан понимал, что он-то для этих людей враг, потому что он был орудием тех, кто их унижал и притеснял. И не он, Адриан, лично был их врагом, а тот легионер, которым он был. Жизнь показалась ему тогда ночью глупым абсурдом. Но с приходом дня это ощущение ушло куда-то, и осталась досада, то ли на себя, то ли на жизнь.
* * * * *
Семейные заботы отвлекали от легионных дел, и это ему помогало. Но Альфизе было трудно, когда он по несколько дней, иногда по много дней, не приходил в их маленький уютный дом. Она не жаловалось, но Адриан видел, как ей трудно стало после того, как родился второй сын. Как раз в это время пошли слухи, что легион будут переводить на север, то ли в Македонию, то ли ещё дальше. Последние пополнения легионеров пришли именно оттуда. Настало время, когда на военную службу стали брать жителей пограничных районов империи, не италийцев. Большинство из них были довольны службой, несмотря на её тяготы. Это давало им римское гражданство и полные права. Но служить всегда лучше ближе к родным краям. И эти новички делали настроение, которое оправдывалось некоторыми событиями. Адриану такой оборот службы не нравился, и когда легат предложил ему стать первым центурионом, то есть старшим центурионом первой центурии, он попытался отказаться от этой чести. Но легат под большим секретом ему сказал, что у него забирают несколько когорт для легиона на Рейне, где большие потери, но он не отдаст свои самые надёжные силы. И Адриан стал первым центурионом.
В год, когда в Риме опять переменилась власть, умер Клавдий, императором стал Нерон, у него родилась дочка. Адриан несколько отяжелел, стал больше времени уделять семье и дому. Он вырастил и выучил в центурии надёжных помощников. Его легионеров, как самую ценную часть легиона не беспокоили мелкими тяготами службы. Они были резервом и щитом самого легата, а тот был знатным патрицием и сенатором, и его род был близок новому императору.
Обстановка в Египте и на Востоке была неспокойной тревожной. Местные жители, особенно евреи, косо и неприязненно смотрели на римских воинов. От них постоянно ожидали всяких каверз, то продукты оказывались плохими, римляне боялись отравы, и всё тщательно проверяли, то бесследно пропадали малые караулы, то вокруг лагеря бродили подозрительные люди, как будто что-то выведывая.
Дочери исполнился всего год, когда Адриану пришлось отправиться на большую войну. Легион перебросили в спешном порядке на южную границу Парфии. Два года они вели тяжёлые бои в непривычных для Адриана и его солдат условиях гор и лесов. В боевых условиях они строили дороги и мосты через реки и ущелья. Не только технические части, но и все воины легиона принимали участия в работе. Работа изматывала людей, они отдыхали в боевых охранениях. Занятые города и поселения тоже давали небольшой отдых и небогатую добычу.
Через два с половиной года легион заменили и вернули в Египет в свой родной лагерь. По пути пришлось предпринять несколько “зачисток” в Палестине и на Синае. Там шли волнения, которые было приказано “задавить на корню”.
Радость возвращения домой не могла заглушить в душе Адриана тревоги и недовольства собой и своей ролью в этих карательных операциях. Он был воином, и считал своим делом сражаться с вооружённым противником, побеждая его умением и доблестью. А усмирять и карать недовольных безоружных людей было ему не по нраву. Но приказы не обсуждались, и у него не было другого выхода, как делать эту неблагодарную работу. Было обстоятельство, которое его обязывало тянуть эту лямку. Его сыновьям была открыта дорога в легион, с определённой перспективой служебного роста. Они были римскими гражданами и пользовались всеми правами гражданина. Вот только его любимая Альфиза не была римской гражданкой. Она не считалась женой римского гражданина, но была матерью двух сыновей граждан империи, будущих легионеров. Адриан давно подал прошение в сенат империи через своего легата, но ответа так и не было.
* * * * *
С новым императором пришли новые надежды на лучшее. Опять легионеры получили премии. Их привёз новый легат. Менялись и наместники в колониях и подвластных Риму территориях. Выслуживших свой срок легионеров, особенно участников войны в Парфии, одарили наделами в разных провинциях, на выбор. Адриан получил небольшой кусок земли в Египте, продолжая служить в легионе. Он обязался служить до поступления в легион обоих сыновей, как добровольцев, с причитающимися им привилегиями.
Как правило, центурионы, выслужившиеся из простых легионеров, не покидали рядов до самой смерти или полного физического несоответствия. Эти опытные и заслуженные воины были золотым фондом армии, и начальники их ценили.
Вскоре дела пошли совсем невесёлые. В Иудее вспыхнуло народное восстание. Восставшие заняли Иерусалим и перебили весь римский гарнизон. Вся Иудея и прилежащие к ней земли полыхнули огнём антиримского восстания. Весь легион в срочном порядке перекинули в мятежный край. Война с восставшими шла с переменным успехом. Римские гарнизоны контролировали города и маленькие поселения, а вне их была территория восставших. Они партизанскими действиями постоянно заставляли римские войска быть в напряжённом внимании. Стоило отряду, занимавшему город выйти из него, как его тут же занимали восставшие. Выбивать их снова из города было не так просто. Отработанные приёмы боя на открытой местности здесь не годились. Даже индивидуальное военное мастерство легионеров не очень давало преимущество в узких улицах. Удар ножом, камнем или дубиной можно было получить на каждом углу или с крыши, или из-за ограды. Это утомляло и выматывало легионеров. Только через три года удалось окончательно покорить Иерусалим. По приказу императора его сравняли с землёй. Но это было ещё не всё. Уничтожение вечного города вызвало новую волну яростного сопротивления захватчикам.
Адриан старался беречь своих товарищей. Однажды на его глазах разыгралась такая жуткая сцена. Это было ещё в начале войны. Они заняли небольшой городок. Немногих взятых живыми в плен восставших связали и отправили туда, где их сортировали и готовили для продажи в рабство. Солдаты группами разбрелись по улицам в поисках пригодного жилья, и обычной солдатской добычи. Идущий первым легионер немного оторвался от группы и подошёл к забору, где стоял мальчишка лет тринадцати, который ему что-то говорил. В это время из кроны небольшого куста на спину легионера прыгнул такой же мальчик. Он ударил легионера ножом в шею. Видевшие это товарищи, среди которых был и Адриан, не успели сделать и трёх шагов, как мальчишек и след простыл. Подобные этому нападения вначале были не редкостью. Поэтому, было приказано детей с десяти лет забирать, так же как и всех взрослых мужчин в рабство. И Адриан требовал от своих легионеров не проявлять добросердечие, а исполнять приказ.
В самом штурме Иерусалима Адриану участвовать не пришлось, его легион стоял в Галилее. Осада этого сильно укреплённого Иерусалима длилась почти полгода. Несколько раз римляне штурмом занимали отдельные части города и его пригородов. В этом участвовали четыре легиона. Адриан со своей центурией прибыл в город на третий день после его взятия. Картина была страшная, город горел, дворцы и храмы грабили и разрушали. Пыль от рушащихся стен смешивалась с дымом пожарищ, и дышать было почти невозможно. Закопчённые и запылённые легионеры, как привидения бродили по останкам города, и рушили всё, что только могли. На третий день римляне вывели свои войска из города, и ждали окончания пожаров. Потом дело заканчивали специальные команды. Взятых в плен некоторых из руководителей восстания привели, и показали в назидание, к чему привело их непослушание воле Рима. Адриан видел это, и понял по лицам поверженных врагов, что они не смирились, а ожесточились. Их и ещё многих из мятежников распяли на крестах вдоль остатков разрушенных городских стен. Но ещё два года пришлось воевать, ловить и уничтожать отдельные отряды, и отражать их внезапные коварные нападения.
Последним оплотом восставших была город-крепость на берегу солёного озера, Мёртвого моря, как его называли евреи. Римляне называли город Масад. Его высокие и крепкие стены могли отбить любой штурм. К тому же сама крепость стояла на высоком скальном основании, и к нему были очень сложные подходы. Но римляне не стали терять своих людей, а осадили крепость. Время играло в их пользу. Постепенно они подвезли к крепости осадную технику, катапульты, тараны и другое имеемое у них оборудование. Опыт осады и штурма крепостей у римлян был большой. Там, где было можно это сделать, легионеры насыпали высокий земляной вал. С него начали забрасывать через стены огонь, вызвали пожары. Потом при удачном ветре им удалось поджечь ворота и саму стену, и разрушить её. Всё было готово к последнему этапу, штурму.
Рано утром легион пошёл на штурм. Но ответных действий римляне не увидели, к великому своему удивлению. Ещё большее удивление вызвала у них картина во внутренней цитадели. На ступенях и во внутренних галереях лежали сотни трупов, мужчин, женщин и детей. Все жители и защитники крепости были мертвы. Они предпочли смерть позору. Это было поразительно. Адриан одним из первых увидел эту картину, и она поразила его больше, чем все сильные эмоции войны.
* * * * *
После разгрома Иерусалима их третий легион вернули в Египет. Только три когорты остались пока в Израиле. В их числе была и центурия Адриана. После взятия Масада они походным порядком должны были вернуться по ”проторенной” не одним легионом дороге через пустыню к устью Нила. А потом в свой лагерь на отдых и пополнение. Адриан первым с донесением и поручением был отправлен к своему легату. Он взял с собой только одного легионера. Они скакали налегке с минимумом оружия и свободной душой. Адриан спешил к своей семье, выросшим без него детям, истомившейся ожиданием жене.
Ещё одна ночёвка у последнего колодца, и конец этой пустыне через полдня пути. У колодца был старый почти развалившийся приют для путников. Его саманные стены полуобвалились, но крыша на деревянных балках ещё держалась. Был здесь и крытый загон для лошадей, и место для поклажи. После нескольких ночёвок под открытым небом, вполглаза, опасаясь нападения, это было “очень уютным жилищем”. Легионер напоил лошадей и поставил их на отдых. Адриан и его спутник перекусили и легли спать, не опасаясь ничего.
Под утро Адриан проснулся от странного ощущения опасности. Какой-то звук, давно слышанный, почти забытый, вызвал странную внутреннюю тревогу. Он поднялся и подошёл к выходу. На небе не было видно звёзд, и об северную стену с шуршанием бились песчинки. Адриан понял, что начинается песчаная буря. Давние воспоминания заставили его отпрянуть в угол строения и накрыться плащом. Буря с рёвом накинулась на их убежище с той стороны. Откуда они пришли, со стороны Израиля, как месть еврейского бога, как кара. Такие мысли метались в его сознании. Потом напор бури окончательно сломал одну стену, и потолочная балка ударила его. Адриан потерял сознание. Потом он пришёл в себя, но его так придавило, что он не мог пошевелиться. Он опять, как тогда много лет назад, вёл счёт, потом терял сознание, и опять приходил в себя. Потом всё окончательно ушло из его сознания.
* * * * *
Через три дня после окончания бури к засыпанному колодцу подошла группа уставших путников. Это была маленькая община христиан египтян. Они уходили из Египта от гонений римских и местных властей. Их все не любили, и преследовали так же, как евреев, которые принесли учение в Египет.
Раньше, чем они успели напиться, их внимание привлекло конское ржание. Лошади не могли выбраться из своего укрытия, но остались целыми и невредимыми. Странники освободили бедных животных, напоили их, а потом кто-то задался вопросом, откуда они здесь.
От строения, где укрылись легионеры, буря оставила только холм песка. Странники догадались, что хозяева коней под этим песком. Но, принадлежность коней римской армии была понятна по их сбруе. Кто их хозяева, тоже было не трудно догадаться. Среди путников не все были за то, чтобы оказать помощь легионерам. Спор о том, что делать разгорелся очень серьёзный. Их старейшина сказал своё решающее слово. Он напомнил о милосердии божьем и любви к врагам своим, как к себе.
Раскопки были долгими. Адриан был жив, но не дышал, а его товарищ был мёртв. Понадобились немалые усилия, чтобы оживить Адриана. Ещё два дня христиане выхаживали его, но их путь лежал в другую сторону от Египта. Когда он смог сесть на коня, его проводили до границы песков, и пожелали добра и счастливого пути.
Они были странными людьми, эти последователи учения своего учителя Иисуса Христа. Адриан за эти дни наслушался и насмотрелся многого для себя нового и непонятного. Но эти люди ему были симпатичны, и слова их во многом нравились Адриану. Их старейшина откровенно ответил на некоторые вопросы Адриана. Его ответы заставили центуриона задуматься о смысле жизни.
* * * * *
Хоть и не положено было так делать, но он сначала заехал домой к своим любимым, а потом уже отправился в лагерь к начальству. Ещё недавно он ни за что бы так не поступил. Что-то новое пришло в его душу, и он не понимал ещё, что это. Казалось, главное в его жизни, легион и товарищи по оружию, отошли на второй план. Он понимал умом, что надо исполнить свой долг и поручение командира, но это не имело для него уже особого значения. Была ещё забота о будущем сыновей. От него зависело это их легионерское будущее. После их зачисления в легион, Адриан мог перейти на лагерную службу, то есть в военных операциях уже участия не принимать. Но сыновей надо было поставить на крепкие воинские ноги. К этому времени служба в римских легионах была для мужчин в провинциях завидным уделом. Особенно этого добивались те, кто по рождению не был гражданином; армия давала им гражданство. Отбор по физическим данным к этому времени несколько расширился и стал мягче. Риму нужны были солдаты. Империя вела войны по всем своим границам, у неё везде были враги или недруги.
Легат подробно расспросил Адриана обо всём, что его когорты делали после его ухода с основными силами легиона. Потери легиона были значительны, и ожидался дополнительный набор в легион. Старший сын Адриана Александр уже достиг призывного возраста, а младшему Константину ещё нужно было ждать полтора года. Но эту формальность, благодаря необходимости и личной приязни легата, не составляло труда обойти. Юноши были физически хорошо развиты, легат знал их лично, и вопрос об их зачислении он поставил сам.
Только Альфиза не была рада такому обороту дела. Она всё понимала, но не хотела, чтобы легион отнял у неё сыновей, как он отнимал мужа.
Через два года службы в лагерном штабе Адриан попросил об отставке. Вместе с женой они поселились на полученном за верную службу кусочке земли, и стали мирными жителями римско-эллинского Египта.
01.05.2009г.
Новелла поступила в редакцию. СИРИН. 01.05.2009г.
.
Только подписка гарантирует Вам оперативное получение информации о новинках данного раздела
Нужное: Услуги нянь Коллекционные куклы Уборка, мытье окон
